, если только не располагает средствами заручиться неослабевающей поддержкой подданных — средствами, которые Макиавелли может определить лишь как меч.
Virtù, которая не смогла бы проявиться без
occasione, не способна сохраняться, не прибегая к внешним инструментам принуждения человеческой воли. С учетом этих ограничений нам удалось определить тип
virtù, наименее зависимый от
fortuna.
На этом этапе анализа должно стать очевидно, что категория «новатора» замещает собой категорию «нового государя», поскольку является более емкой и способствует большей теоретической точности. Темой «Государя» по-прежнему остаются новые государи, но новый государь относится к категории новаторов, к которой также принадлежат законодатели и пророки. Они обладают чертами, не свойственными новому государю, тогда как те черты, что объединяют их всех, присущи всякому представителю класса новаторов. В рамках этой категории каждый новатор занимает определенное место в зависимости от того, насколько и как его virtù подвержена влиянию fortuna или свободна от него. Законодатель и пророк, чья зависимость от fortuna минимальна, стоят на высших ступенях этой лестницы. Наиболее точное определение, которое мы можем теперь дать понятию «новый государь», — это включить в эту категорию также всех новаторов, чью зависимость нельзя назвать минимальной.
Можно сказать, что в главах VII–IX Макиавелли продолжает анализировать категорию «новатора» по-прежнему с точки зрения оппозиции virtù и fortuna, но с акцентом на новых правителях, не наделенных сверхчеловеческой virtù законодателей и пророков. Последние считаются неподвластными fortuna, и глава VII открывается размышлениями о новом государе, который всецело обязан ей своим положением[352]. Хотя можно представить себе человека, ставшего правителем благодаря одной лишь удаче и не обладающего при этом никакой virtù, подобные размышления малоинтересны в теоретическом плане. С ним так быстро что-то случится, что даже неважно, какого рода будет это происшествие. Более того, поскольку virtù и fortuna не исключают друг друга, отсутствие удачи необязательно связано с личными качествами. Поэтому можно говорить о человеке, который больше обычного обязан fortuna, обладая при этом незаурядной способностью преодолевать зависимость от нее, — о том,
кто обладает истинной доблестью, при внезапном возвышении сумеет не упустить того, что фортуна сама вложила ему в руки, то есть сумеет, став государем, заложить те основания, которые другие закладывали до того, как достигнуть власти