призвана не наложить на нее
prima forma (если использовать выражение Савонаролы и Гвиччардини), а разрушить прежние формы и превратить их в новые. Прежняя форма укоренена в обычае и «вторичной природе», поэтому привносимые им перемены вносят смуту в привычные модели человеческого поведения, делая его уязвимым для
fortuna. Как мы видим, он учреждает
stato — ограниченную форму правления, отчасти легитимную, отчасти укорененную в обычаях и «вторичной природе», новых для данного народа. Для преодоления этого этапа требуется более редкий тип
virtù, потому что эта
virtù отличается от
virtù законодателя.
Как заметил Дж. Х. Хекстер[358], фраза, которую Макиавелли чаще всего использует для описания целей нового государя, — mantenere lo stato. Она подразумевает краткосрочную перспективу, словно бы указывая, что он стремится лишь найти опору в том положении силы и неустойчивости, в какое он был поставлен инновацией. С этой точки зрения, правителю не надо заглядывать слишком далеко, надеясь добиться для своего stato бессмертия, достигаемого творением законодателя, или легитимности, приобретенной через наследование потомственного владения. Stato означает необходимость постоянно помнить о подстерегающих опасностях. Virtù — качество, позволяющее им сопротивляться, но не освобождающее от необходимости бояться их. Новый правитель не надеется изменить условия своего политического бытия и не рассчитывает, что когда-нибудь в нем будут видеть кого угодно, только не выскочку. Если virtù и fortuna будут благополучно сосуществовать, его династия может продержаться достаточно долго и обрести привычную стабильность, как герцоги д’Эсте в Ферраре, упрочившие свою власть настолько, что им не слишком требовалась virtù. Но пока еще virtù нужна в рамках ближайших целей: virtù Филопемена, главы Ахейского союза, который никогда не прогуливался, не планируя при этом новый поход[359]. Virtù направлена на настоящее, но сулит будущую славу. У законодателя совсем иная virtù: она строит нации, которые нацелены на длительное существование.
Такая интерпретация представляется обоснованной, если мы вспомним о различии между дидактическими и аналитическими главами «Государя»: за разделами, в которых рассматривается категория новаторов, следуют фрагменты, где говорится исключительно о новом государе и предписывается, как он должен поступать. Переход от одного к другому осуществляется через две главы после краткого биографического очерка о Чезаре Борджиа. Основные его темы и в самом деле можно связать с приемами, необходимыми государю, чтобы обезопасить себя от непосредственных угроз. Он живет среди соперников, а это вновь возвращает нас к теме отношений между государями, в которых главным аргументом служит армия и умение ею пользоваться. Мы знаем о глубоком интересе Макиавелли к традиции флорентийской милиции и его убежденности, что только гражданская милиция может сделать городских жителей способными отстаивать свою свободу. Возникает вопрос: не имел ли он в виду, что наличие армии в распоряжении государя является средством перестроить его отношения с теми, кем он правит? Вспомним советы Веттори, предлагавшего Медичи вооружить против города