.
Когда В. Э. стал появляться в Пушкинском доме и я стала за ним наблюдать, он произвел на меня впечатление очень скромного и хорошо воспитанного юноши. Худенький, внимательно вглядывавшийся в незнакомых ему людей выразительными большими темными глазами, он всегда проявлял внимание и предупредительность по отношению к окружающим. Он появлялся по большей части вместе с М. И. Гиллельсоном, который был старше его. Трагические происшествия жизни Гиллельсона, связанные с его арестом, были многим известны. Впоследствии Вацуро и Гиллельсон стали соавторами, и тут раскрылась общность их научных интересов. Гиллельсон — человек строгого рационального ума, шахматист — стал известен как неутомимый исследователь исторических и литературных явлений начала XIX в.
Оказавшись сотрудником Пушкинского Дома, В. Э. повел себя с большим тактом. Он понял, какие «подводные камни» и противоречия существуют в среде сотрудников Института, и занял строгую позицию, соответствующую его собственным принципам и научным симпатиям, в то же время завоевывая себе положение безотказным выполнением самых неблагодарных и трудоемких научных поручений. Он искренне интересовался научной жизнью учреждения, занятиями и интересами других ученых и был эрудированным читателем трудов и слушателем докладов сотрудников Пушкинского Дома. В этом учреждении была традиция поручать младшим научным сотрудникам составлять отчеты о состоявшихся конференциях и чтениях. Многие авторы, которым давались подобные поручения, шли при выполнении их простым путем: они обращались к докладчикам, выступавшим на конференции, и настоятельно требовали от них краткого изложения их выступлений, соединяя эти краткие изложения в общий обзор за своей подписью. В. Э. присутствовал на всех конференциях и сообщал о них в обстоятельных и серьезных статьях, в которых была ощутима его личная оценка того, что на них говорилось. Традиционный обзор пушкинианы под его пером становился как бы сообщением о том, что его заинтересовало и стоит внимания (см., напр.: «Пушкиниана в периодике и сборниках статей (1961–1962)» // Временник Пушкинской комиссии. 1962. М.; Л., 1963. С. 63–83).
Доскональное знание пушкинианы, объективная оценка работ пушкинистов и исключительная эрудиция в вопросах жизни и творчества поэта обеспечили молодому сотруднику авторитет не только среди членов Отдела, в котором он состоял, но и у старших, маститых пушкинистов. Однако В. Э., которого в среде ученых Института еще запросто называли Вадим, не ограничивал свои научные интересы одной пушкинской темой. Он много занимался исследованием жизни и творчества Лермонтова, так что В. А. Мануйлов привлек его (совместно с М. И. Гиллельсоном) к участию в составлении книги «М. Ю. Лермонтов: Семинарий» (Л., 1960), а также к комментированию академического Собрания сочинений Лермонтова в 4-х томах (1959–1962). Постепенно в работе над статьями в сборниках и научных журналах молодой ученый формировался как знаток пушкинской эпохи в широком смысле слова — литературы, журналистики, быта и истории большого периода.