Мы взрослели, наши профессиональные интересы определились довольно рано.
Все мы учились музыке, а для Инны музыка стала профессией. Ее специальностью, по которой она окончила консерваторию, стала история и теория музыки. Ее педагогические способности, проявлявшиеся в детстве, помогали ей впоследствии в преподавательской работе: она преподавала и детям, и взрослым, работала во Дворце пионеров, в музыкальных школах и в училище. Ее ученики относились к ней с большой любовью, а к ее урокам — с огромным энтузиазмом. До сих пор эти занятия остались для многих из них замечательными воспоминаниями детства и юности. Инна работала и как музыковед, занималась творчеством Римского-Корсакова и Мусоргского. Она была редактором в музыкальных издательствах и писала музыку. Младшая сестра Виктория увлеклась медициной. Уже во время войны она работала как квартирный врач (их курс выпустили досрочно, так как в блокадном Ленинграде не хватало врачей). Впоследствии она специализировалась как терапевт и кардиолог. Она много лет работала в Институте Скорой Помощи (Большой пр., 100) под руководством известного врача профессора Джанелидзе. Он ценил Викторию Михайловну и однажды подарил ей свою книгу с надписью «Хорошему врачу». Когда было решено создать больницу Академии Наук СССР, Викторию Михайловну пригласили организовать одно из отделений. У нее лечились многие ученые.
Отец хотел, чтобы Юра тоже пошел в медицинский институт — возможно потому, что он знал, что будет война и думал, что Юра может стать военным врачом. Но когда он узнал, что его сын серьезно интересуется филологией, он не возражал. В 1939 году, когда Юра поступил на филфак, я как раз его окончила.
В 20-е и в начале 30-х годов в обществе «по инерции» сохранялось чувство веселья, желание праздновать, возникшее, по-видимому, во время революции. Приведу один пример. Родители рассказывали, как в 1917 году они попали в толпу, которая брала приступом какой-то дом. Из дома стреляли юнкера. При этом мама была на последнем месяце беременности. Я спросила папу: «Было страшно?» — «Ничуть, — ответил он, — было очень весело». В нашем детстве и в юности бурно и весело праздновались 7 ноября, 1 мая, семейные и прочие праздники.
В нашей семейной жизни особое значение имели дни рождения и связанные с ними подарки. Праздновались только детские дни рождения, и инициаторами этих празднеств были сами дети. Особенно пышно, с приглашением многих детей-подростков праздновался мой день рождения, так как он совпал с днем революции. По семейной легенде, к маме не могли вызвать акушерку из-за стрельбы на улице, и только муж маминой сестры — латыш и человек воинственный — привел ее. Когда я была маленькой и из окна нашей квартиры, помещавшейся на шестом этаже дома на Старо-Невском, была видна Знаменская площадь с памятником Александру III, и массы народа толпились на ней, оркестры играли, а самые отчаянные парни залезали на памятник, повязывали царю красную повязку на руку и на глаза, я думала, что вся эта кутерьма посвящена моему дню рождения. Вскоре я вынуждена была расстаться с этой иллюзией. Родители брали нас на праздники «Красной газеты», где отец работал юрисконсультом, и уже в шесть лет, когда мама в запруженном людьми широком коридоре поставила меня на стол в углу, я прочла с пафосом стихотворение: