. И все это в первой же лекции.
Вместе с тем, академик Орлов умел замечательно работать с источниками, прекрасно разбирал старинные почерки, любил творчество мастеров-переписчиков. Д. С. Лихачев вспоминает об А. С. Орлове: «Мастер он был и в определении почерков. Сняв очки и приблизив рукопись на 2–3 сантиметра к одному глазу, он называл не только время почерка, но иногда указывал и схожие почерки в других рукописях, которые знал досконально». «В молодости он много работал в рукописных хранилищах Москвы, и его выступления на заседаниях отдела были, в сущности, „воспоминаниями о рукописях“» [5].
Обращение к студентам первого курса с предложением прочесть труды Буслаева, конечно, было отчасти риторическим, слушатели курса были к этому не подготовлены. Но это было несомненным актом уважения и выражением веры в перспективы людей, которым читались лекции. С самого начала Орлов указывал на нерешенные научные вопросы, приоткрывая дверь в науку, давая понять, что, помимо интереса познавательного, существует и интерес исследовательский. Так, например, в лекции о «Слове о полку Игореве» он много внимания уделял сложности лексики этого произведения, разным версиям его происхождения, давая понять, что оно — средоточие научных загадок. Вместе с тем, он любовался текстом, читал по несколько раз фразу и давал почувствовать ее красоту, произносил цитаты из подлинника, давая свой перевод, комментарии, характеризовал особенности стиля, часто восхищаясь красотой текста. Восхищался он не только «Словом о полку Игореве», но и другими произведениями: «Поучением Владимира Мономаха», «Молением Даниила Заточника». Во время одной из лекций Орлов попутно коснулся русско-польских литературных связей и стал сравнивать балладу Мицкевича и ее перевод Пушкина «Будрыс и его сыновья». Иллюстрируя стиль каждого, он особенно подчеркивал строки Пушкина: «И как роза румяна, / А бела, как сметана. / Очи светятся, / Словно две свечки». В этом месте у Мицкевича: «как звездечки». Орлов охотно отмечал наличие разговорных оборотов в древних текстах. Помню, как, коснувшись почему-то в лекции проблемы жанра басни, он попутно затронул в качестве примера-аналогии басню Крылова «Ворона и лисица». Он процитировал известные строки «Да призадумалась, а сыр во рту держала» и указал, что перед нами краткий речевой оборот, означающий напоминание о действии в прошлом и о его результате: «А не забудьте, что в то время сыр-то у нее был во рту». Восхищение академика Орлова устной речью проявлялось и в повседневной жизни. Однажды он, путешествуя, встретил иноков, и «честные отцы» так «благословили» его, что он надолго запомнил. Хотя речь их была не для дам, но и ею академик восхищался. На одном из экзаменов Орлов спросил студента, рассказывавшего об Иване Грозном: «А когда это было?», и студент ответил: «В ашнадцатом веке». «Когда, когда?» — переспросил академик. — «В шашнадцатом веке», — уточнил студент. Орлов умилился народной речи, воскликнув: «Как говорит-то хорошо, голубчик!», и спросил студента, откуда он родом. Такое же восхищение он проявлял и рассказывая о выражении домработницы: «Погоди, я крохотки выпахаю».