Добровольцем ушел на фронт Толя Кукулевич, который к этому времени уже был ученым секретарем Института этнографии, и на него была бронь. Вскоре после нового 1942 года он погиб.
Анатолий Кукулевич был одним из самых талантливых моих товарищей по университету. Через много лет после гибели на войне Толи Кукулевича известный литературовед Е. Г. Эткинд в магазине старой книги «по случаю» купил книги, некогда принадлежавшие Кукулевичу, с его автографами и заметками на полях. Не без удивления он обнаружил по этим заметкам, что Толя уже в далекие довоенные годы, изучая античную литературу и фольклор, «нащупывал» методику, которой впоследствии пользовались структуралисты.
В армии, уже с начала войны, служил, несмотря на свой физический недостаток (частичную глухоту), Илья Серман и Юра (Г. П.) Макогоненко. Приезжая с Ленинградского фронта в город, он, как домой, приходил в Радиокомитет, который был в блокаду центром информации, самосознания и духовного единения ленинградцев.
Пережившим блокаду сотрудникам Ленинградского радио запомнился Г. П. Макогоненко, всегда готовый оказать помощь, утешить, дать кусочек хлеба или конфету — неоценимые подарки в дни блокады.
Блокада была тяжелейшим, непосильным испытанием для всех ленинградцев, для Г. А. она была «по-своему» тягостна. Активный, темпераментный, раздражительный, он болезненно переживал замкнутость пространства города, вынужденную пассивность, на которую обречено население перед лицом смерти [9]. Все знали, что Ленинград плохо защищен, особенно на некоторых участках фронта, но если и говорили об этом, то шепотом; Гуковский говорил об этом вслух, да к тому же критиковал организацию обороны города, что было в условиях военного времени небезопасно. Гуковский был арестован 19 октября 1941 года по обвинению в пораженческих и антисоветских настроениях, но через полтора месяца освобожден «за недостаточностью улик». Этот арест был грозным предупреждением. Незадолго до отъезда сотрудников университета в эвакуацию я посетила Г. А. в его квартире на Васильевском острове. Это было самое жестокое время ленинградской блокады, страшный мороз, голод, темнота. Стоя с шести утра в очереди за хлебом, я вспоминала слова из «Снегурочки» А. Н. Островского:
…Берендеи
О нынешней зиме не позабудут —
Веселая была: плясало солнце
От холода на утренней заре.
И все же мне удалось отнести Г. А. несколько пачек папирос, за несколько месяцев полученных по карточкам на семью. Он признался, что очень грустит и отводит душу только по вечерам, читая книги около открытой дверки топящейся печки — печка у него была кафельная, старинная. Живой огонь вселяет, говорил он, бодрость и чувство уюта. Семья его была в эвакуации.