Подражатель (Коул) - страница 107

Если нескладный и неловкий университетский профессор мог лишь отвадить большинство от близкого знакомства в ситуациях, где внимание было неизбежно, то привлекательный и очаровательный незнакомец с легкостью заводил новых друзей среди тех, кто хочет быть с ним, кто хочет быть похожим на него, при этом оставляя долгоиграющее впечатление.

Но ни один из них не подходил в этот день. В этот день он собирался горбиться и шаркать, будто на него давит груз всего мира. Он намеревался улыбаться с надеждой каждому, кто взглянет ему в глаза, словно говоря: «ради бога, позвольте мне разгрузить часть моих проблем на вас», и глядеть, как они отступают от него. Он сбрил щетину, так удачно оттенявшую его подбородок, и выбрал свою самую землистую одежду — радугу бежевых и коричневых оттенков, которая придавала ему сходство с глыбой камня, когда он прекращал двигаться.

Потому что в этот день ему нужно было стать невидимым.

Чеймберс со щелчком вернул колпачок на ручку и повернулся к Элоизе:

— Расскажите нам о «Венере Милосской».

Снова одетая в заляпанную краской рубашку, она встала, проводя презентацию, которую готовила все утро:

— «Венера Милосская» это мраморная скульптура, приписываемая Александросу Антиохийскому и датируемая примерно 100 годом до нашей эры. Она больше натурального размера и выставлена в Лувре, в Париже.

Ободряюще улыбаясь ей, Винтер нацарапал подробные заметки по ее введению, которое, и это не мог бы отрицать даже самый проницательный детектив, было абсолютно бесполезным для их расследования.

— Ее также именуют «Афродитой Милосской».

— Афродитой? — переспросил Чеймберс.

— Богиня любви и красоты, — кивнула Элоиза.

— Поэтому мы знаем, что это должны быть вы, — сказал Винтер, заставляя Чеймберса и Маршалл обернуться на него. — Я имею в виду, почему мы думаем, что он вас так себе представляет, — быстро добавил он, еще сильнее краснея.

На лице Элоизы расцвела застенчивая улыбка.

Маршалл закатила глаза.

Чеймберс покачал головой.

Они оба повернулись обратно к девушке.

— Так это Афродита или Венера? — спросил Чеймберс.

— Обе, — ответила Элоиза. — Афродита — греческая богиня. Венера — римская. Одна богиня, разные имена. Но, конечно же, это искусство и существуют разные интерпретации. Некоторые, включая Роберта, вообще верят, что это не Афродита, но Амфитрита, сбежавшая в Атлас на другой конец света, когда Посейдон попросил ее руки.

— Схоже с тем, как вы отвергали предложения Коутса, — сказала Маршалл, теперь понимая, почему Элоиза даже не сомневалась, что статуя была отражением ее в его жизни.