Тогда же произошел еще один инцидент: как-то ночью солдаты забрались к ним в погреб и стали в саду выливать содержимое бутылок. «Через пять минут сотни жителей Царского Села были здесь с ведрами, которые они наполняли этой жуткой смесью вина, грязи, снега и осколков! Едкий запах распространялся по всему дому»[63]. Неужели Натали, видевшая эту сцену, смогла бы забыть такое скотство? Несмотря ни на что, ее мать, ставшая теперь «гражданкой Палей», пыталась сделать все возможное, чтобы рождественские праздники принесли хоть немного тепла и утешения. Через несколько дней Боде исполнялся двадцать один год – сестры разыграли пьесу его сочинения, L’Assiette de Delft. Но это была только короткая передышка.
Из-за холода – а дров было не достать – жить в большом доме стало невозможно, – и в начале 1918 года все они переселились в маленький уютный английский коттедж великого князя Бориса, стоявший на выезде из города. Только Бодя отказался уезжать из своей квартиры, где у него под рукой были фортепьяно, книги, пишущая машинка и кисти. Натали больше никогда не будет жить во дворце родителей, который правительственным указом превратился в 1918 году в «народный музей». Хранительницей музея сделали ее мать, которая должна была два раза в неделю превращаться в гида и позволять посетителям, в основном солдатам и их женам, свободно разгуливать по своему дому. Только таким образом княгиня Палей могла проследить, чтобы никто не нарушал в доме хрупкую гармонию, созданную ею с таким вкусом и тщательностью. По крайней мере, какое-то время…
В июле 1918 года из семидесяти четырех слуг, работавших в доме до войны, осталось трое, в декабре – только один. Княгиня, чье мужество не знало границ, когда речь шла о благополучии родных, научилась вместе с Натали и Ирэн печь хлеб и, впервые в жизни, занялась домашним хозяйством. Все ценности были конфискованы – одни только драгоценности княгини стоили пятьдесят миллионов золотых франков, и она проявляла чудеса изобретательности, чтобы хоть как-то облегчить существование мужа, все более мучительное день ото дня. Однажды, прогуливаясь с дочерями по саду, великий князь Павел впервые заговорил с ними как со взрослыми. «Он долго говорил о том, скольким обязан матери, о том, как много она дала ему и что для него значила»[64]. Княжна Ирэн Палей, вспоминая эту сцену в 1990 году, была уверена, что отец тогда хотел поручить мать их заботам, понимая, что скоро его уже не будет рядом. До последних дней Ольги Натали достойно исполняла его завет.
Но худшее было еще впереди. После того как Бодя отказался письменно отречься от своей семьи, новые власти без объяснений сослали его в Вятку. Княгиня писала ходатайства, но помилования не добилась. Юноша навсегда расстался с отцом, матерью и сестрами утром 22 марта. Уничтожение семьи Романовых только начиналось. В то время великий князь Павел еще мог бы спастись. 6 (18) июля, после объявления о казни царя, Марианна, дочь княгини Палей от первого брака, предложила ему бежать из России, прибегнув к помощи посольства Австрии. Ответ был решительным. «Я предпочту скорее умереть, чем хотя бы и на пять минут надеть австрийскую форму»