Они знают, что те небесные светила, что окружены сиянием, притягивают людей и что поэты мечтают достичь глубин океана, потому они недостижимы. Они усвоили урок звезд и окутывают себя неясной дымкой. Отважная амазонка, светлая всадница, превращается в томную египетскую альму. (…) Этой зимой в Сан Моритце мадам Люсьен Лелонг позволила всем ясно увидеть этот контраст. Перед обедом, в лыжном костюме, со слегка растрепанными светящимися волосами, она казалось юной охотницей – хрупкой, но неутомимой… Два часа спустя она была уже в очаровательном черно-белом туалете, напоминавшем длинный, неясных очертаний сосуд, чье драгоценное содержимое еще не обрело окончательной формы, но скоро появится на свет во всем блеске…»[120]
Натали особенно внимательно относилась к аксессуарам. У нее была настоящая страсть к шляпам, они подчеркивали ее прелестный профиль и прекрасно оттеняли аскетичное изящество гардероба. Маленькие шляпки «биби», шляпы с широкими мягкими полями или дамский вариант мужского фетра – любой из ее головных уборов тут же становился предметом живейшего обсуждения в модной прессе.
«Никогда еще мадам Люсьен Лелонг не была так очаровательна! В шляпке от Марии Ги[121] из черной шерсти с шелковой белой лентой, закрывающей половину лица, в которой она появилась на концерте Тобера, в зале Плейель…»[122]
«…у Ребу мадам Люсьен Лелонг выбрала шляпку-ток и шарф из малинового бархата…»[123]
«…каракулевый берет (…) с бархатными цветами… она чередует с изящными флорентийскими шляпками, только что вошедшими в моду»[124].
Дом «Ребу» выразил свою признательность – она была одной из самых преданных клиенток и много сделала для процветания и славы ателье, выпустив зимой 1935–1936 года берет из коричневого фетра под кротовый мех «Княжна Палей». Единственным украшением был силуэт голубки сбоку. Невероятный успех. Покупая эту шляпку, клиентки чувствовали, что вместе с ней к ним переходит и частичка пресловутой элегантности княжны, которая стала уже иконой стиля своего времени. Таким же важным аксессуаром, как шляпы, были для Натали и перчатки – из замши, шевро, тонкой кожи лани или газели, а также обувь, которую шили для нее по заказу такие знаменитые мастера, как Андре Перуджа. Если сравнить фотографии княжны 1928–1936 годов со снимками ее не менее известных современниц, немедленный контраст говорит сам за себя. Какая-нибудь знаменитость той эпохи, скажем Флоренс Гулд[125], вся усыпанная бриллиантами и закутанная в струящийся мех рыси или норки, выглядит вычурно и безвкусно.
Победа интеллектуального над спонтанным и эмоциональным таила в себе некоторую опасность. У Натали, очень чувствительной к бесконечному обожанию поклонников, стремление к совершенству скоро превратилось в одержимость. Тот факт, сколько сил она отдавала, чтобы каждый день творить чудо из собственного облика, вызывает даже недоумение. Очень странно, но она согласилась поделиться с читательницами модного журнала