Княжна назначала Морану свидания, на которые не приходила; он тщетно ждал у могилы Неизвестного Солдата под Триумфальной аркой. «Она доводила меня до белого каления», – заявлял он, опомнившись и почти смирившись. «Деловой человек», поспевал ли он за ней? Натали была деятельней и неустанней, и она ускользала. Она будто сошла со страниц его романов. Встречалась с ним только на костюмированных балах, в окружении толпы, что исключало любую интимность. Той весной 1931 года Натали была полностью погружена в светские развлечения. Сельский бал, устроенный Николя де Гинзбуром и Эльзой Максвелл, на котором Натали и Бабб де Люсанж появились с напудренными волосами, словно две Марии Антуанетты в деревне… Бал Шанель, бал Фошье-Маньян, посвященный теме «Палладио в Нейи» – «Наташа появилась в платье венецианского пажа: маленькая шапочка, зеленый бархат, обнаженные ноги…» Голова кружилась от пестрых масок, от возможности раствориться в ночи, скрывшись за чужим образом – а разве сегодня не говорят постоянно о ролевых играх? Иллюзорный мир, который так хорошо усмиряет боль… Но Моран заметил, что эта исступленность не помогала ей. «Ужасна была минута, когда Наташа шла совершенно одна по темной аллее в своей огромной шляпе, зеленые ленты которой развевались у нее за спиной. Такое изящество и одиночество…»
Писатель и княжна обменивались страстными письмами, ходили к русской гадалке и играли в психологический покер, крайне изнурительный для заинтересованной стороны. Пятнадцать дней спустя после их знакомства, несмотря на то что Моран планировал уехать в путешествие, они проводили послеобеденные часы в деревне у своих друзей Люсанжев, и рассказ об этом не требует никаких комментариев. «Она надела белую малагасийскую шляпу Бабб, которая красила ее больше, чем баскский берет. Очень по-русски. Короткая юбка из грубого полотна. Свитер небесного цвета. Я – на корме лодки. Воскресенье на Сене, фонограф, брюзжащие рыбаки у берега.
“Очень похоже на Ренуара”. – “Это правда”. – “Я томлюсь…” – “Из-за меня?” – “Да”. – “Ужасно причинять боль людям, которые вас любят”. – “Я некоторое время не смогу вас видеть, – говорит она. – Только украсть час-другой время от времени. – Мы расстанемся. Мы не будем писать писем и телеграмм. Не будем подавать ни одного признака жизни. Если, вернувшись, мы не изменимся, то поймем, что делать”. Мы причаливаем. Она падает мне на руки. Я кладу ее на землю. “Хочешь, чтобы мы любили друг друга?” Она качает головой. “Мы будем вместе до моего отъезда?” Она качает головой…»