Мадина и Ники были женами Луиджи и Эдуардо Висконти, братьев Лукино. Натали говорит о драматизме и инцестном характере их отношений не зря, потому что они постоянно чувствовали себя соперниками. Даже Лукино, о склонности к однополой любви которого все хорошо знали, тем не менее был влюблен в Ники. Появление Натали в этой удивительной семье – все они были невероятно соблазнительны, к тому же бисексуальны и абсолютно лишены конформизма – нарушило и до того зыбкий покой, потому что трое из них сразу же потеряли голову: Лукино, еще один его брат, Гвидо, и их невестка Мадина.
Она без памяти влюбилась в княжну, которая была в ее глазах воплощением ушедшей эпохи романтизма. «Один человек, с которым я познакомилась у Этьена де Бомона, заколол другого, потому что тот ухаживал за Натали»[208], – рассказала она годы спустя. Настоящая героиня Достоевского – из-за нее разбивались сердца (Лифарь, Моран, Кокто…), завязывались кровавые схватки, совершались попытки самоубийства (Ольга Спесивцева)… Впервые в жизни Висконти имели дело с существом таким же желанным, как они сами, и противник был, несомненно, достойный. Все трое хотели завоевать неприступную Натали.
В своей неподражаемой манере Мари-Лор де Ноай, которая сопровождала княжну, описывала по просьбе Жана Кокто атмосферу, царящую у Висконти в Черноббио, на берегу озера Комо. Так она говорила о Мадине: «Мадонна Боттичелли глазами, Д’Аннунцио – Бебе (Берар) умер бы от восторга. Она страстно увлечена Стендалем». О Гвидо: «Люцифер, который носится по озеру на моторной лодке, чтобы поразить Натали». Еще одного юношу из их компании она называла «Дорианом Греем в девятнадцать лет». Она пишет, что там «царит экзальтация, которую источают люди, камни и растения…»[209]
Натали в письме (без даты) Кокто тоже твердит о царящем в их маленькой компании нервическом перевозбуждении.
«Жан, дорогой, У меня не было ни секунды, чтобы написать – я тону в драмах. Мари-Лор, Джорджио – все здесь находятся на грани нервного срыва, все, кроме Шарля, который целыми днями ездит осматривать виллы. Джорджио[210], ангельское существо, вдруг превратился в настоящего демона. Он мучает бедную МЛ. Это ужасно огорчает меня, и я пытаюсь облегчить ситуацию, но с каждым днем все становится сложнее. Мари-Лор пожирают горе и ревность. Все это так печально и неожиданно. (…)
Мадина, которая так восхитительна, что хочется встать перед ней на колени, переехала ко мне. Комната крошечная, и беспорядок здесь чудовищный. Улица Виньон не идет с этим ни в какое сравнение, но матине (утреннее женское платье, пеньюар. –