Если я с самого начала могла как-то — пусть и не зная как — справиться с рогатым порождением Бездны, почему не сделала это раньше, до того, как погибли невинные люди?
— За почти двадцать лет это первый раз, когда Хаос прорывается в наш мир, — уже почти одними губами продолжает Примэль. — Королю приносили донесения, пока тон дежурил около твоей кровати.
— Ты их читала?! — не могу сдержать удивление от такой смелости. Мне бы никогда даже в голову не пришло сунуть нос в бумаги, предназначенные только Его Величеству.
— Ну… Заглянула глазком… пару раз… когда он выходил, а я оказывалась рядом.
— Рядом? Эвин знал, что кто-то может прочесть важные донесения и все равно оставлял их без присмотра? — В это тяжело поверить, потому что речь идет не о нерадивом мальчишке-посыльном, а о главе самого крупного на материке государства, которое вот уже несколько десятков лет ведет непрекращающиеся видимые и невидимые войны.
Примэль не спешит отвечать на этот вопрос.
Что-то мне подсказывает, что она совсем не такая простушка, какой хочет казаться.
Да еще и мысли о том, что каким-то образом герцогиня все это время могла за мной следить, приходят как нельзя «кстати».
Ведь Примэль практически с первого дня пыталась со мной подружиться, хоть в замке от дочери предателя короны шарахалась даже пыль. А еще именно с ее легкой руки я вдруг стала «любимицей короля».
— Я просто умею быть в нужное время в нужном месте, — пожимает плечами Примэль, когда мы останавливаемся за несколько шагов до массивной, обитой железом двери, около которой стоят двое гвардейцев. Моя самоназванная подруга снова понижает голос и, приставив ладонь к моему уху, шепчет дрожащим голосом: — Печать Бездны нарушена. И тот демон — просто цветочки по сравнению с тем, что нас ждет.
Я толком не успеваю ничего сказать в ответ, потому что Примэль, сжав на прощанье мои ладони, быстро убегает обратно по коридору, и через несколько мгновений вместе с ней исчезает даже эхо шагов. Куда она делась? И что все это значит?
Печать Бездны…
Чтобы закрыть Хаос пожертвовали жизнями многие.
Она не может быть нарушена. Это невозможно.
Или возможно?
Я останавливаюсь у двери, собираясь с силами, чтобы зайти.
Почему-то хочется предстать перед герцогом в самом лучшем виде, хоть это едва ли возможно в моем теперешнем состоянии. Но хотя бы улыбнуться я уж точно могу.
Стражники осматривают меня с ног до головы, но все-таки не препятствуют, и один из них даже вежливо открывает дверь. Я искренне его благодарю, потому что она даже выглядит слишком тяжелой, чтобы я справилась с ней самостоятельно.