Шуры-муры на Калининском (Рождественская) - страница 120

Лидка лежала и смотрела на высокое закатное небо распахнутыми глазами, ярко подсвеченными оранжевым заходящим солнцем. А Лиска монотонно била лопаткой по красненькому ведерку с песком, чтобы вывалить из него аккуратненький куличик.

Письмо

Когда от Льва пришло письмо, Лидка заметно встряхнулась: не ожидала, что он напишет так быстро. Одно успела получить еще в Юрмале, до отъезда. Но юрмальское письмо было не письмом, а так, открыткой с Венской оперой. Мол, приехал, не волнуйся, оформляют. Погода чудесная. Все говорят по-немецки.

Настоящие письма ждали ее в Москве. На второй или третий день после их возвращения Лиде позвонил Левушкин отец и попросил зайти к нему в редакцию «Известий», на «Пушкинскую». «Что-то случилось?» — забеспокоилась Лидка. «Нет, просто вам тут от меня подарочек, — успокоил ее он, — я же вас с днем рождения не поздравил». До дня рождения было еще далеко, Лидка сразу поняла, что это, скорее всего, привет от Левушки. Конспирация, не иначе.

Лидка надела самое красивое и скромное платье, в меру прихорошилась, словно шла на смотрины. Почему-то ей было небезразлично, как воспримет ее Левушкин отец, которого она никогда не видела. Но тот ничего не сказал, почти даже не посмотрел в ее сторону, просто передал два письма и довольно вежливо попрощался. Лидка пошла от редакции «Известий» вниз по Никитскому бульвару пешком к Калининскому: захотелось прогуляться. Лето уже устало, иссушило деревья, зажелтило траву и хорошенько запылило город. Но жизнь в тени бульвара потихоньку шла — бабушки в очечках и платочках сидели на скамейках и щурились на прохожих, няньки громко звали вечно убегающих от них детей, товарищи мужчины в белых соломенных шляпах переминались с ноги на ногу у стоек с газетами. Редкие собаки на поводке, и все, как сговорились, эрдельтерьеры, горделиво писали у отмеченных другими эрделями деревьев. Лидка пересекла Никитскую площадь и вскоре увидела слева знакомую арку, которая вела в ту самую Левушкину мастерскую. Села напротив этой арки на скамейку, достала одно из писем и стала читать, разбирая мелкий убористый почерк.

«Лидонька, любимая моя!

Очень тебя не хватает, все время думаю о тебе, скучаю. Ты просила подробно написать, как я доехал, как устроился. Пишу. Я уже на месте, доехал хорошо, только в Бресте вывернули все мои чемоданы наизнанку, искали что-то для них важное. Забрали несколько книг, в том числе “Мастера и Маргариту” Булгакова (о чем я смутно подозревал, но надеялся, пронесет) и мою любимую детскую книгу “Робинзон Крузо”! Что, почему, сам черт не разберет! Кому бедный Робинзон со своим необитаемом островом так не угодил? Или чекист просто забрал его своим детям? Смешно, ей-богу! Переворошили все вещи, и оставшуюся дорогу я снова собирал чемоданы. Как хорошо, что перевязал их ремнями, иначе бы не закрылись. Твой чемодан стойко выдержал все испытания, я им горжусь!