Шуры-муры на Калининском (Рождественская) - страница 121

Когда приехали, нас долго регистрировали, изучали документы, сверяли фотографии, потом, прямо на вокзале, к нам подошли сотрудники HIAS, это Общество помощи еврейским иммигрантам, и стали беседовать с каждым, задавая, по сути, один и тот же вопрос: не хочет ли кто-то из приехавших обосноваться в Америке. Желающие нашлись, я отказался, готов к такой дали морально не был. Может, буду потом жалеть. Потом наконец всех погрузили в автобус и куда-то повезли. Так долго ехали, что мне уже показалось, везут обратно в Москву! К тебе! Должен признаться, мысль эта совершенно меня не огорчила, а даже порадовала! Но нет, привезли в какое-то странное место, огороженное забором, под названием Шенау, в довольно красивый и большой дом, почти замок. У въезда охрана в форме и с автоматами. Но не волнуйся, не эсэсовская и овчарок нет, хотя они были бы весьма к месту, все по-немецки, которого я совершенно не знаю. Все ждал, что сейчас крикнут: “Иван, хенде хох!” А у меня на это один ответ: Гитлер капут! И все тут! Но, слава богу, обошлось тихо-мирно, даже с улыбками. Поселили по восемь человек в комнате, чемоданы сдали в камеру хранения. Накормили, очень даже прилично, кстати сказать, я вообще не ожидал — на первое бульон, а второе на выбор — тушеная капуста с очень вкусными сосисками (таких никогда не ел) и отварная курица с макаронами. Еще отдельно на столе лежали булки, бери — не хочу, незатейливый овощной салат, которому я оказался очень рад, и сыр с маргарином. Потом чай-кофе в огромных термосах, печенье и большие банки апельсинового джема. Еще было полно апельсинов, сочных, вкусных. В общем, как видишь, за питание волноваться не стоит. Бытовые условия вполне сносные, хоть очень грязно и жутко пахнет керосином. Окна заляпаны жиром и грязью, такое ощущение, что дожди здесь неправильные, а какие-то масляные. Не убрано везде, хотя уборщицу пару раз видел.

Первые несколько дней были для меня очень странными и тяжелыми, до паники, в голове постоянно вертелся вопрос: “Что я здесь делаю?” Как будто я в стране один, все чужое, все чужие, не объяснить. Когда уезжают семьями, можно хоть кому-то из родных поныть и поплакаться, а одному поначалу просто невозможно. Но где-то через неделю выяснилось, что я довольно легко могу адаптироваться к условиям, которых раньше себе и представить не мог. Поэтому вопрос этот вскоре бесследно исчез, я попривык, но не к новым условиям, до этого, конечно, еще далеко, а к мысли, что обратного пути нет. Хожу тут по территории, играю желваками, с одной стороны, радуюсь, с другой — грущу. Очень жду того момента, когда поеду наконец встречать тебя на вокзал, хоть здесь, хоть в любой другой стране, лишь бы приехала. Скучаю, безумно по тебе скучаю. Ты оказалась важной частью моей жизни, а находясь рядом с тобой, я и не подозревал, до какой степени… Я чувствую себя потерянным».