— Ну, час от часу не легче! Что ты, в самом деле! — удивилась Лидка. — Зачем себя навздрючивать, пока ты ничего не знаешь! Почему в тебе вдруг проснулся трус и неврастеник? Давай все неприятности по очереди! Он не выходит, не включает свет. Что в этом такого необычного? Что еще? Просто твои ощущения?
— Да, но это важно! — возмутился Сева.
— Давай, как только вернешься, сразу постучи в окно, что может быть проще! Не поманишь — не поймаешь! Что же ты за интеллигентская размазня-то такая!
— При чем тут размазня! Лидка, я заглядывал, я тихонько скребся, я ничего не увидел, ни ответа ни привета! Я не хозяин и не имею права вламываться в дом! Он ваш гость! И потом, он тут отъезжал на днях на пару часов, приехал затаренный, притащил две кошелки с бутылками! Куда ему одному столько! Думал сначала, что гостей ждет! Это ж неподъемная ситуация! Я как увидел — страшно растерялся! И поэтому неистово рекомендую тебе прислать сюда Роберта с Аленой! В срочном порядке! Пока чего не случилось!
— Прямо неистово! Ладно, я все поняла, скажу детям, чтоб ехали. Все, жди! — и Лидка, сама уже начав волноваться, повесила трубку.
Роберт с Аленой и сами чего-то перепугались, ведь такое поведение было совершенно не в характере Мамеда, он слыл общительным, живым и компанейским, а чтоб так вдруг запереться и затаиться — такого никогда за ним не замечалось. Пару раз позвонили по дачному телефону — молчок.
Дорога была свободна, Алена села за руль и домчала до Переделкино за двадцать пять минут. Всю дорогу почему-то молчали, Алла с Робертом были напряжены, каждый представлял себе страшные картины: вот приедут, вот откроют дверь, а там… Роберт курил в чуть приоткрытое окно, задумчиво щурясь на проезжающие мимо машины и пролетающие серые величественные дома Кутузовского проспекта. Постовые внимательно поглядывали на красивую женщину за рулем, но Алена не превышала, понимала, что если остановят, то на разговоры может уйти время.
Сева торопливо открыл калитку, и все втроем быстрым деловым шагом направились к даче.
— Не появлялся, Ален, как в подпол провалился… Раньше ходил, курлыкал, теперь молчок. И что настораживает — свет не включает, телевизор не смотрит, я б увидел, — успел рассказать Сева, пока они шли по дорожке к дому.
Роберт для приличия громко и торопливо постучал в окно, но ответа не последовало. Открыли ключом. Вошли. На полу были разбросаны пустые бутылки из-под всех возможных спиртных напитков, какие только продавались в винном отделе. Но не в простом, а в отделе магазина «Березка» — джин, виски, какие-то безумные, совершенно не мужские яичные ликеры и вишневые «Черри Херринги». И в придачу пивные алюминиевые баночки, которых даже в валютном продуктовом днем с огнем не сыщешь, видимо, даже там продали по большому блату. Причем разбросаны они были странно, в каком-то подсознательно знакомом порядке, но с ходу и не понять, что это могло бы напомнить. На столе стояли немытые тарелки с засохшей едой, усталые мухи лениво облетали комнату, чтобы хорошенько прицелиться и приземлиться на выбранном пованивающем огрызке. В большой комнате Мамеда не было. На веранде тоже. Ни на кухне, ни в детской, ни наверху в кабинете. Алена вопросительно взглянула на Севу: