В доме мне удавалось без стеснения общаться только с Габи. В тоскливые времена я на свой страх и риск приходил в комнату к сестре, усаживался на её кровати и выслушивал целый ворох детских проблем.
– Анна сказала, что на свой день рождения пригласит всех девочек из нашей балетной группы. Я не хочу этого. Там будет Кристин, я с ней не дружу. И она противная. Всегда показывает мне язык, когда мадам Ли не видит. – Габи переодевала своих кукол и расставляла их в только ей одной понятном порядке.
– Так покажи ей в ответ. – Я часто слушал её вполуха.
– А я показала, и меня увидела мадам Ли. – Габи подошла ближе и перешла на шёпот. – Она выгнала меня из класса и сказала, что хорошие девочки так себя не ведут. Но не я первая начала! Я чуть не расплакалась тогда.
Габи шмыгнула носом. Ещё чуть-чуть, и она действительно бы разревелась в подтверждение своих слов.
– И почему не расплакалась? – Я сонно зевнул и улёгся на её кровать, попутно стаскивая обувь.
– Потому что не хочу, чтобы Кристин видела, что я плачу. Я с ней не дружу. Когда её нет, Анна и Мариса со мной всё время болтают, но стоит Кристин прийти, и они сразу идут к ней. – Габи вернулась к своим куклам, словно не планировала сейчас разразиться водопадом слёз при воспоминании о том дне.
– Почему? – почти засыпал я, но всё же пытался поддержать беседу.
– Потому что она обещает им первые места на детские постановки. Её мама главная в детском театре. И знаешь, что?
– М?
– Ноги моей не будет в театре её мамы. И ты тоже не ходи.
– Куда? – становилось сложнее следить за нитью разговора.
– На постановки её мамы. В детский театр. Я ещё Гедеона попрошу, чтобы он не покупал у неё билеты. – Габи произнесла это с такой хитрой ухмылочкой, как будто задумала по меньшей мере повторно устроить Французскую революцию.
– А ты пообещай Анне и Марисе, ну, я даже не знаю, открыть выгодные вклады в банке отца с высокой процентной ставкой…
– Что?
Оскар тронул меня за плечо и окликнул ещё раз.
– Ты заснул? – Он рассмеялся и продолжил: – Не думал, что я такой скучный.
Мы всё ещё ехали. Когда я проверил часы, то понял, что отключился на добрых пятнадцать минут.
– Прости. Я просто очень устал за неделю.
– Неудивительно, я помню, как учился в лицее и практически не спал.
Я чуть не рассмеялся ему в лицо. Если Оскар и не спал во время учёбы в лицее, то только потому, что ночи напролёт ходил по вечеринкам и напивался до беспамятства. Я помню большой скандал, когда им было по шестнадцать лет, и Оскар, будучи пьяным, приехал в наш дом среди ночи (надеюсь, Скэриэл никогда не додумается до подобного) и выкрикивал имя Гедеона. Как оказалось, с увеличением концентрации спирта в крови Оскар потерял последние крупицы разума: он встал (скорее, покачивался) не с той стороны дома и десять минут вопил в мои окна что-то про то, что Гедеон не прав и должен дать Оскару возможность объясниться. Узнав об этом, мистер Вотермил прислал своих людей забрать невменяемого сына и потом долго извинялся за него перед моим отцом.