После ужина не могу не откликнуться на просьбу Сюя встретиться с сотрудниками Академии общественных наук Гуйчжоу, случайно соседствующими с нами в гостинице. Видя мою усталость, они не очень настойчивы в своих попытках получить от меня информацию об изучении их провинции в СССР. Но рассказывать мне особенно нечего: всех китаеведов, интересующихся Юго-Западным Китаем, можно пересчитать по пальцам.
Наутро сгустившаяся за окном хмарь, проникающий через приоткрытую форточку скользкий, сырой ветер не внушают оптимизма. Прошедший ночью дождь оставил на заваленном строительным мусором заднем дворе, куда выходят наши апартаменты, большие лужи… На комнатном термометре плюс четырнадцать. Последнее утро в Гуйчжоу, и суровая природа провинции как бы в назидание и на память демонстрирует свой неласковый норов.
Традиционный китайский завтрак — каша чжоу с жгуче-соленой юньнаньской капустой, баоцзы и пампушки — дополнен сладкими кексами. Сегодня мне это даже нравится.
Но времени на расслабление нет. Первая половина дня отведена общению с представителями местных исторических кругов. Их трое: деятельный, начальственного вида директор исследовательского центра по проблемам образования административного района Аньшунь Цзян Юнкан, преподаватель педагогического училища, пожилой, сухопарый Сюн Цида и преподаватель педагогического института Аньшуни, тихий, молчаливый, почти незаметный во время беседы Чэнь Цяньшэн, который, однако, оказывается еще и поэтом, членом Союза писателей КНР. Не без гордости за своего коллегу и земляка Сюн Цида поведал, что гонорары за свои произведения Чэнь Цяньшэн переводит на счет детского фонда.
Собеседники мои хорошо подготовились к встрече с «иностранным студентом», в коей ипостаси меня, видимо, подали местные власти, и начало нашей встречи превратилось в двухчасовую лекцию о событиях в Аньшуни в XVIII–XIX вв. Старательно процеживаю обрушенный на меня поток информации, вычленяя из него интересные, нестандартные факты, любопытные, только местному жителю известные подробности. И еще раз убеждаюсь, что стремился сюда не зря, что нужен, обязательно нужен взгляд на события изнутри, с того места, где они происходили. Можно из года в год, из десятилетия в десятилетие корпеть над мудрыми книгами, перелистать тысячи страниц, выработать концепцию… и вдруг, когда кажется, что все уже тебе известно, что все понимаешь, сталкиваешься со свежей мыслью, идеей, вроде мелким, малозначащим, случайно выскользнувшим на поверхность фактом — и концепция трещит по всем швам, искусно, по камушку уложенная теория теряет стройность или рассыпается в прах. А все потому, что история не пишется абстрактно. Ее надо пощупать руками, измерить на той земле, в той атмосфере, в которой она творилась, увидеть глазами людей, которые ее создавали. И я хочу увидеть ее глазами потомков буи, мяо, ханьцев, знающих или, как говорят, кожей чувствующих местную специфику, выросших среди этих суровых гор, с рождения вдыхающих мятежный воздух юго-западной Гуйчжоу.