Кончается все довольно неожиданно. Под давлением вдруг забурлившей массы китайцев голова худощавого блондина, титаническими усилиями прорвавшегося к заветному окошку, разбивает его верхнюю застекленную часть. Вскрик, звон падающих стекол, мгновенное оцепенение — и снова толпа сжимается в тугую пружину. Инцидент воспринимается как небольшое недоразумение, на которое не стоит обращать внимания. Несколько китайцев с любопытством наблюдают, как спутница пострадавшего вытирает с его побелевшего лица кровь, а давка продолжается, продолжается до тех пор, пока спохватившиеся власти, опасаясь новых происшествий, не закрывают злополучную кассу на неопределенное время. Кажется, все потеряно, надежд нет. Но рискую сделать еще одну попытку, и мне вдруг везет в последнем окошке, очередь у которого неожиданно поредела.
Вот теперь можно и с городом познакомиться поближе. Что ж, с первых шагов по Чунцину становится очевидно, что 236 для Китая он — явление довольно своеобразное. Прежде всего в плане рельефа: привыкнув к равнинному характеру китайских городов, трудно сразу свыкнуться с его неровностями, перепадами. Центральная (и самая древняя) часть Чунцина расположена на гористом полуострове, образованном некоторое время текущими параллельно друг другу Янцзы и Цзялинцзяном. Если рассматривать крупномасштабную карту города, полуостров похож на голову вытянувшего шею и к чему-то недоуменно принюхивающегося дога. Наверное, ему не дают покоя запахи, издаваемые уже изрядно пропитанными промышленными стоками водами Великой реки…
От примостившегося на кончике собачьего носа пассажирского речного вокзала спускаюсь вниз, туда, где должна, по крайней мере мне так кажется, быть набережная Янцзы. Ютящиеся под скалами дома, склады, сараи… Асфальт переходит в тропинку, в конечном счете грозящую оборваться вниз, к усыпанному камнем и всяческой рухлядью берегу. С трудом — приходится возвращаться — отыскиваю врезавшуюся в скалу и проходящую через чьи-то частные владения, чуть ли не через крыльцо, лестницу, по которой, кряхтя и отдуваясь, выбираюсь в мир каменных ступенек, извилистых переулков, узких переходов, зажатых с двух сторон каменными заборами и слепыми стенами зданий. Ощущение, будто из сырого подвала поднялся в цокольный этаж сурового, опостыло-серого средневекового замка. Еще рывок — и я наверху, а за спиной, почти под ногами остается море черепичных крыш, за которым в белесой дымке мутнеет полоска воды, огражденная с юга таинственными, чуть размазанными контурами гор.
Пока я совершаю все эти сложные перемещения, время движется к полудню. Становится жарко. Над городом недвижимо висит такое же сизое марево, что и над Чэнду. Разве что меньше пыли и улицы кажутся значительно чище, чем в сычуаньской столице.