В начале 1960‑х Рут работала на междугородной автобусной станции в области залива Сан-Франциско. У одного из ее коллег было четыре сына. Рут решили познакомить двоих со своими дочерями. Старшего, двадцатичетырехлетнего, она наметила для себя, а вот младший, который был еще подростком, казался ей подходящей парой для Рейчел. Но все вышло иначе: младший не проявил к дочери Рут никакого интереса, зато старший приударил за Рейчел с такой прытью, что впоследствии, гораздо позже, девушка поневоле заподозрила какой-то расчет.
Вскоре она поняла, что ее мать путается с этим парнем. То есть чтобы заполучить Рейчел, ему пришлось завести шашни с ее матерью. Рут посмеивалась над дочерью: мол, тебе такого парня сроду не охмурить. Рейчел долгие годы не осознавала, что подобные заявления матери — не что иное, как словесное насилие. Тогда ей казалось, что Рут ничего такого не говорит.
Рейчел все-таки удалось «охмурить такого парня»: она забеременела, они спешно поженились и уехали. Трое детей, бесконечные переезды, избиения, изнасилования и угрозы жизни; лишь семнадцать лет спустя Рейчел удалось с ним порвать. «Это был не брак, а рабство», — вспоминала она. Стоило ей сказать хоть слово в свою защиту, как муж тут же пускал в ход кулаки. Словом, вел себя точь-в-точь по схеме, которую она усвоила с детства: если кому-нибудь пожалуешься, что тебе всыпали, тебе всыплют еще сильнее — Рут словесно, а ее мужья и любовники физически.
В конце 1970‑х Рейчел оформила развод, нашла новую работу неподалеку от дома матери. И задумалась о том, на каких условиях хотела бы с ней общаться. Что бы там ни было в прошлом, Рейчел нравилась ее мать. Обе любили читать и заниматься садоводством. Как две взрослые женщины, могли разговаривать если и не совсем, то почти на равных. Рейчел решила, что раз в неделю ей вполне по силам заглянуть к Рут на чай. Поначалу встречи проходили спокойно. Рейчел чувствовала, что стала лучше понимать Рут. И что теперь она наконец может поддерживать дистанцию, необходимую для эмоционального спокойствия, чтобы постараться понять Рут как женщину, не вспоминая о былом пренебрежении и обидах.
В этих новых отношениях с матерью Рейчел словно соткала вокруг себя кокон, в котором старые раны не причиняли боли. Но вскоре оказалось, что этот кокон — лишь иллюзия. И когда защитная оболочка затрещала по швам, Рейчел подумала, что удивляться-то, по сути, нечему.
Однажды Рейчел заехала к Рут и увидела, что мать возится с альбомами для вырезок. Они служили ей наглядным доказательством собственной значимости. В последующие визиты и Рейчел, и ее сестры обнаруживали в материнских альбомах вещи, которые Рут вовсе не принадлежали: мать тайком стащила их у детей, но тогда еще Рейчел об этом не знала. Мать С дочерью сели пить чай; на столе между ними лежал альбом. Тот, над которым Рут трудилась угрюм.