– Оставим его на кладбище, – постановил я.
Так мы и сделали.
В любом случае росток был слишком слабым, чтобы его снова куда-то пересаживать, поэтому я замаскировал Древо желтыми в кровавых прожилках тюльпанами, скрыв от посторонних взглядов. Глубоко вздохнув, я поднялся на ноги, водрузил каменную чашу на надгробие матери и пошел прочь. Я покинул Абру и кладбище, все дальше уходя от скалы с пещерой. Я чувствовал, что Абра наблюдает за мной. Где-то за деревьями шумела река. Бесконечный звук, бурление жизни. Воды с тысячелетней историей с ревом изливались в долину, устремляясь к Дину, и уносили мои мысли с собой. Я слышал позади шаги Абры, но ничего ей не сказал. Мне нужно было подумать.
Между кладбищем и рекой торчали особняком три большие усыпальницы из гранита. Я все гадал, зачем их воткнули там в землю, словно гротескные саженцы. Наверное, склепы спасали тела от наводнения, когда река выходила из берегов, но точно я не знал. На одной из усыпальниц была надпись – тонкие прописные буквы вдоль крыши.
«В память о Жозефине М. Джинн». По обе стороны склепа были указаны даты ее рождения и смерти.
– Семьдесят лет… – пробормотала Абра, и я вздрогнул. Я уже забыл, что она шла за мной. – Интересно, эта могила как-то связана с мистером Джинном?
К столбу была прикреплена небольшая металлическая пластина с гравировкой, но слова уже не поддавались прочтению.
Я посмотрел на Абру, та уставилась на меня.
– Мне кажется, не стоит отдавать чашу старику, – сказала она.
– И мистеру Теннину тоже, – кивнул я.
– Не знаю, – тихо пробормотала Абра. – Ему-то, похоже, можно доверять.
Я не доверял никому. Мне не хотелось занимать чью-то сторону, выбирать между Теннином и Джинном, и полагаться я мог только на себя. Я был на своей стороне, пытаясь добиться как можно большего при помощи всех, кто не прочь был оказать мне поддержку.
Мы постояли немного, тая от летней жары. Река, скрытая деревьями, манила к себе. Вот бы лето сложилось иначе… Мы бы плавали на лодке по реке – вниз по течению к церкви и извилистым путем к городу. А когда наплавались бы – вернулись к нам на ферму и вошли бы в дом, окутанный ароматом шоколадного печенья, которое испекла мама.
Вот бы… Но вместо всего этого мы в душный день молча стояли на кладбище, стараясь сообразить, что делать с каменной чашей.
Мы вернулись к могиле мамы, и я забрал чашу. Та была тяжелой, но уже не такой, как прежде, словно мои руки привыкли к ней. Или чаша привыкла ко мне.
– Готов оставить ее в пещере? – спросила Абра.
Идея насчет места показалась мне отличной. Пещера находилась позади фермы мистера Джинна, да еще там, куда почти никто не ездит. Старик не увидит, как мы сюда ходим, значит, ничего и не заподозрит.