Потом я вижу маму. Она идет по ветке дуба. Мокрая одежда облепила тело, волосы прилипли к лицу. А вдруг получится ее предупредить? Если я добегу до дерева и попрошу маму спуститься, спасется ли она? Может, тогда молния промахнется. Не успев все обдумать, я выскакиваю под летний дождь. Сон такой реальный – я чувствую даже, как ботинки хлюпают по грязи. Я подбегаю к дубу, только уже поздно – сверкает молния, и меня ослепляет яркий свет.
Но что-то меняется. Буря прекратилась, светит солнце, и небо голубое, как никогда. Я взбираюсь на дуб – и не нахожу повреждений. Все ветки на месте, шрама от молнии точно не бывало. К тому же на нем растут плоды! Это вообще больше не дуб, по крайней мере, мне так кажется. Я карабкаюсь все выше и выше, смотрю вдаль и вижу маму: она в белом платье дремлет на зеленой лужайке.
Дремлет? Или умерла?
И тут я понимаю, что она вернется, съев плод этого дерева. Срываю один из них – такой мягкий и нежный, весь в крапинку, красного, оранжевого и желтого цвета, вытянутый, как груша. Но когда я добираюсь до земли, у меня в руке остается лишь жутко смердящая гнилая оболочка.
Я лезу наверх, срываю новый плод и спускаюсь; корой, будто наждаком, обдираю колени и ладошки. Ноги тяжелеют, и перебирать ими становится все сложнее. Плоды невозможно донести до земли – они гниют. Я смотрю на спящую в траве маму и мучусь от того, что не могу принести ей плод дерева.
Вдруг позади раздается приглушенное рычание. Повернувшись, вижу огромного волка – я и не подозревал, что такие существуют. Он намного больше, чем любая из той стаи собак. Зверь черный, лапы коричневые, а клыки точно белые кинжалы. Он рычит, сморщив нос, и сердито произносит:
– Этот плод тебе не принадлежит.
Волк прыгает на меня, целясь мне прямо в лицо…
И тут я проснулся.
Окно стояло распахнутым, и в него заглядывало утреннее солнце. Все дышало свежестью. В глубине души я надеялся на дождь. Наступило утро маминых похорон, и мне казалось, что безоблачная погода неуместна.
В дверь постучал отец, и даже стук звучал устало. Я подошел, протирая глаза. Все было словно ненастоящее. Казалось, стоит как следует их протереть, а потом открыть, и все пойдет как прежде. Но, еще не распахнув дверь, я знал, что это неправда. Все реально.
– Пора собираться, сынок, – сказал отец и стал спускаться по лестнице.
Я обрадовался, услышав его голос. Я достал из шкафа вещи, хотя одежды на выход у меня почти не было. Я всю жизнь прожил на ферме, так что все было поношенным и местами потертым, ведь приходилось работать и проводить много времени на улице, но отыскать красивую рубашку и брюки мне удалось. На самом дне комода нашлись черные носки.