дает 12 тысяч. Уваров предложил хоть только 6 тысяч. Вот он и позвал меня посоветоваться, как и что сделать. 6 тысяч на модели и на раскопки, а 6 тысяч — Семирадскому
[527], который напишет фрески, историю мифа, начиная с самого начала и до Ибн-Фадлана о русах
[528]. Я говорю: «Это дело мудреное, а лучше одного Ибн-Фадлана до балтийских славян, одно другому соответствует. Шильдбах теперь главное лицо, он строит в кредит под золото в Кредитном обществе. Наследник просил действовать из тех же ресурсов. Против облицовки изразцами английскими. Уваров говорил наследнику, что англичанам теперь ничего давать не следует. А Румянцев мне сказал, что Шильдбах говорил Уварову, что археологи все требуют денег. Это не хорошо. Сам богат Уваров, а мы тоже, стало быть, богаты.» Ясно, что это слова Чепелевского на мой счет. Сколько раз я доказывал, что бедных археологов эксплуатировать нельзя. Общий вывод из разговора тот, что фонды Уварова у наследника поднялись, что Зеленой тоже в отставку просится, а Чепелевский будет уволен, что организация музея предоставляется Уварову. Он доказывал, что стены будут изразцами украшены, а внутри пусты, что прежде надо чем-либо наполнить.
27 декабря. Еду на извозчике. [Извозчик: ][529] Волю-то дали, а в пагубу всех привели. Прежде и барская пашня и мужицкая хлеб давали. Теперь стоят пусты, хлеб дорог, все дорого стало. Житья нет. Очень трудно стало жить хозяину, работящему человеку. Придут — давай. Ты себе раз там сберег. Придут — давай, говорят, а то убьем или сожжем. Побоишься, да и бывает. Ну и даешь. Жил-жил тяжело. Все продал, ушел в Москву, вот извозничаю. Одна старуха тоже так жила — давай и давай, а то сожжем. Должна была давать. Если б волю-то дали, да в десять раз сделали бы строже, вот пошло бы хорошо. Стали бы жить хорошо. А теперь, в солдаты берут хороших, работящих, а не-работники остаются, шляются.
Старик, видимо, зажиточный. Не доволен современным строем. Говорил, что вакаты[530], что хоть оправдывают, хоть и виноват. Это бы ничто, а то все знают, что виноват, и хвалят. Вот, говорят, как оправдался-то ловко. Виноват, а стал прав. Отлично, все рады, хвалят. Сын убил отца. Вакат оправдал. Говорит, отец и виноват: он знал, что у сына припадок. Связал бы руки, и все бы прошло. А то еще счастье, что один отец, а то бы народу положил — некуда девать.
Вообще старик требует гражданского порядка и строгости. Стало очень своевольно. Все разорилось, т. е. деревня разорилась, распустилась. Что ж толку, что волю дали, а всех в погибель привели.