Об исследовании курганов в применении к человеку. Курган, хотя и дело рук, но все-таки он природа, ибо обстановка его — природа. Среди степи высится Исакий. Он внушает какое-то благоговение, как всякая масса, ибо пред массой человек преклоняется. Она вызывает слезы умиления. Щепкин плакал от «баранов»[268]. Это дело рук и потому в нем, в кургане есть уже что-то думающее, мыслящее. Вдобавок это…[269]
Могила — думы, благоговение еще большее. Каждая могила вызывает со дна души эстетическое, если чувство свежо и не затерто днем. Памятники интересны только потому, что в них есть человек. Каждый камень — допотопная древность, но здесь нет человека, и он теряет для нас всякий смысл. Тот же камень, обтесанный грубо, найденный среди пустыни, — есть памятник. Памятник человека, человеческой мысли, чувства. Он пробуждает любовь в другой форме. Где не было человека, там нет наших симпатий, нет любви, согревающей каждый камень. Он для нас бессмыслен. Но есть непосредственная природа, которая также является думающей, мыслящей. Даже самая пустынная, молчащая степь думает. Сфинкс думает. Но вода, море, река — это нечто живое, нечто личное, в которое мы готовы влюбиться. Но лес — разве это не существо живое, думающее. Оттого я готов просидеть в лесу, на реке целый день, беседовать, думать вместе. Оттого мы так любим природу, хороший ландшафт. В нем есть мысль, есть чувство.[270]
Да, природа — друг неизменный, прощающий вам все, забывающий ваше отступничество. Всегда любящий, всегда свежий. Это не человек, который вертясь с колесом жизни, изменчив, предатель. Коварный друг, на которого трудно и положиться. Нет, природа, как мать любящая, всегда принимает нас с распростертыми объятиями. Мы всегда в ней найдем именно то, что редко находим в людях — найдем самую искреннюю, чистосердечную любовь, любовь матери, в которой соединены дружба и любовь собственно, страстная, без ядовитого тока — любви, загорающейся из связи полов, из половых побуждений и стремлений.
Итак, курган есть тайна-могила. Каждая могила есть тайна, она тем и интересует. И она даже внешне это выражает. Сердце есть еще большая тайна. А сердце навсегда замолкшее, разве это не грустная тайна. При взгляде на могилу, мы прячем в нее сами все тайны своего сердца, и чем больше у нас таких тайн, тем более интересу мы находим в могиле. Вот прекрасный образ того чувства, которое возбуждается каждою могилою и которое пережил каждый из нас.
Разве сердце — не тот же курган. Не та же могила. Малоросс скоро почувствовал родственную связь своего сердца с могилою. Он воспел ее в песнях (примеры). Он олицетворил ее. «Ой, у поли могила с ветром говорила». Будто это могила в самом деле. Это пустынное сердце, говорящее с ветром.