Соловьев насмешил рассказом, как Чичерин подходил поздравлять ректора Баршева, с выбором вторичным, которому он не сочувствовал. Только, говорит, два случая подобных помню в жизни. Это там, когда Чичерин благоговейно ректора шел поздравлять и другой, когда Галахов шел к исповеди к попу.
После обеда в этой долгой гостиной зашел у меня спор о свободной воле с Чичериным, Соловьевым. Поддакивал Попов, а Кетчер покрывал своим деспотическим голосом все мои возражения, крича, что я вру. Дошли до того, что есть идеал. Я говорю, черт его побери, этот идеал то и мешает моему счастью. Все захохотали, и Кетчер: вот твой здравый смысл и привел тебя к противоречию. Ястреб, который терзает птицу, не находит в этом ничего худого, а обыкновенное. Он думает, что так и следует. Это Чичерин говорил: А человек сознает себя и т. д. Дальше он говорил, что мотивы частного и мотивы общего человек выбирает — вот в чем свобода.
5 марта. Суббота. Обед у Станкевича. Два Чичерина, Корш, Кетчер, Дмитриев, Б. Чичерин, Дмитриев прибыли из университетского совета расстроенные, истерзанные. Баршев послал свое особое мнение о выборах Лешкова на продолжение сверх выслуги его профессуры, а мнение Дмитриева не послал, который протестовал против выборов. Дело плутовенное. Чичерин горячился и очень[375]. Дмитриев и рассказывал, что с Советом, как со скотами поступить надо по-скотски. Особую надо тактику, которая должна основываться на таких же подлых мотивах. С подлецами надо подло поступать. Например, Чичерин в споре отправляется от сущности, от основной идеи души, а этого никто не понимает. Все стоят только на частных личных интересах. От того и не выигрывает никто порядочный. И это в университете, что ж теперь делать. Юноша настраивается образованием, наукою, на высшую преданность благороднейшим идеям, преследует благороднейшие цели. И вдруг вступает в круг, где все пошло, самолюбиво, мелочно-самолюбиво. Вот и вспомнишь Грановского, который один указывал цели возвышенные и благородные. Помню я его лекции о средних веках, где при всяком случае он намекал на высокие образы благороднейших движений и стремлений души, именно стремлений к общему, выставлял всю узкость частного.
Дмитриев заметил, между прочим, что Кетчер питал ко мне беспредельное расположение, почему говорит сына Кетчер не научил от вас различать хорошее и сомнительное от дурного.
Печально положение археолога неимущего и собственным трудом проложившего себе дорогу. Общество избирает его членом, просят для общей пользы работы, когда он затрудняется, некогда ему — они глядят косо, как на лень. Но никто не спросит его — что он ест, как добывает насущный кусок хлеба. Помочь ему, дать ему средства образовать себя — нельзя, денег нет. Я сделался чиновником для раскопок, в то время, как ваше сиятельство, при определении меня назначали, словом, быть членом для «русских древностей». Держите нас весьма умеренной степени вознаграждения за отличие.