От Пекина до Нью-Йорка (Кутаков) - страница 48

В Пекин часто приезжали различные театральные коллективы из СССР и других социалистических стран. Наши слушатели — преподаватели и переводчики были приглашены на балет «Лебединое озеро» в исполнении артистов Большого театра. Китайцы аплодировали. Затем я спросил одного из преподавателей о его впечатлениях, он ответил: «Да, конечно, это не плохо, но Пекинская опера куда лучше». Другие были такого же мнения. Конечно, о вкусах не спорят. В этом ответе и в других критических замечаниях по поводу русской и советской литературы и искусства в какой-то мере проявлялось то, что в течение многих веков культивировалось и насаждалось в народе: чувство превосходства китайцев над остальным миром, обусловленное не только тем, что когда-то сильная Китайская империя расширяла свои границы, облагала данью соседние народы, огнем и мечом подавляла восстания некитайских народов, но и тем, что китайское правление самое совершенное, политика — самая мудрая, искусство — лучшее в мире, философия — самая глубокая и т. д. Известно, что китайская имперская доктрина, сложившаяся в своих основах еще 2 тысячи лет назад, рассматривала Китай как центр мира (что отразилось и в названии страны «Чжунго» — «Срединное государство» и в другом, более древнем названии Китая «Тянься» — «Поднебесная», которое понималось как государство, объемлющее весь мир под небом), а китайцев — как носителей высшей цивилизации, окруженных «варварами» (так китайцы называли все народы и государства, с которыми китайская империя вступала в контакт). Китайские императоры считались полновластными господами не только китайского народа, но и всех других народов, известных китайцам. Даже в конце XIX века, когда Китай превратился в полуколониальное государство, китайские императоры и двор рассматривали иностранных послов как представителей зависимых от Китая государств, данников Китайской империи. Эту концепцию развивали большинство мыслителей далеких эпох — поэтов, философов и историков, оставивших след в сознании многих поколений китайцев вплоть до наших дней.

Отсюда проистекали пренебрежительное отношение к «варварам», этнические предрассудки, приверженность к «своим» национальным (в действительности же к феодальным) традициям. Китай заплатил дорогой ценой за изоляцию от внешнего мира, за косность и реакционность господствующего класса. Горечь поражений, следовавших одно за другим после первой «опиумной» войны в 40-х годах XIX века, испытали различные слои китайского общества. С середины XIX века начался мучительный и унизительный процесс постепенного закабаления страны, ущемления государственного суверенитета, заключения неравноправных договоров. Советские ученые-китаеведы в своих исследованиях показали, что этот процесс ускорил рост национального самосознания, но одновременно он стимулировал новый прилив националистических настроений в китайском обществе, усилил неприязнь ко всему иностранному, — ненависть к иностранцам вообще. Националистические теории реформаторов и буржуазных революционеров начала XX века наряду с исторически прогрессивными чертами впитали в себя и основные традиции китайского феодального национализма с его конфуцианской проповедью национальной исключительности и превосходства, великодержавным шовинизмом, представлениями об избранности китайской нации.