У народов Восточной Африки (Корабевич) - страница 103

И вот сломалась стройная колонна, разбежалась в панике ее головная часть. Что же будет? Маленькие ножки увязают и скользят — спасения нет. Войско в нерешительности останавливается, не зная, что предпринять дальше. Потом оно поворачивает назад, устремляясь на поиски лучшей дороги. Отступая, несчастные муравьи налезают друг на друга и идут, как по мосту. Фаланга поворачивает, широкая черная лента изогнулась, сменила курс и начала медленно отходить.

А на горизонте уже встает солнце. Пробуждается день. Я чувствую себя совершенно разбитым и измученным.

Выйдя из деревни, я сразу же оказался в зарослях травы, если можно назвать травой пятиметровые тростниковые стебли. Через густой тростниковый лес вьется узенькая тропинка. Кто ее протоптал — рыбаки или дикие животные? Я осторожно продвигаюсь по ней, толкая перед собой велосипед, и у меня создается впечатление, будто я иду по коридорам лабиринта. Выберусь ли я отсюда? Весьма возможно, что из-за первого же поворота навстречу мне выйдет лев или леопард. Как нам тогда разойтись! Меня охватывает такое чувство, будто я уже погиб, затерялся в этих нескончаемых зарослях. Рука немеет от лавирования велосипедом. Я держу его за сиденье, руль крутится из стороны в сторону, цепляясь за тростниковые стебли. Солнце печет все>: сильнее. Воздух совершенно неподвижен, ни малейшего дуновения ветерка. Что-то затрудняет мое продвижение вперед, больно ранит пальцы. Наконец заросли травы обрываются у самого спуска к желтой речной долине. После мрачной зелени меня неожиданно ослепляют светлые краски, и я невольно зажмуриваюсь.

Вдалеке, несколько ниже, за темными пятнами ржавчины, виднеется лента Рувумы. Немного терпения, еще одно усилие воли — и вот я жадно припадаю губами к мутной, но очень холодной воде. Что за упоительное мгновение! Нет, этого никогда не сможет понять воспитанный на лимонадах обыватель.

В сухой сезон Рувума малопривлекательная река, всего лишь ручеек, струящийся между пляжей. Он напоминает пульсирующий кровеносный сосуд. Зато в сезон больших дождей, в период так называемой великой масики, здесь с ревом стремительно несется неуемная водная лавина, затопляя и поглощая все на своем пути.

— Мамба ико? — спрашиваю я рыбака, что проплывает в этот момент мимо. Он почти нагой. На страже нравственности и этикета всего лишь маленькая набедренная повязка. Его блестящая бархатистая кожа не нуждается в косметике, а великолепные бицепсы — в гимнастических упражнениях. Его воспитало солнце, за калил ветер. Разнообразие в его жизнь вносит необычно высокий скачок серебристой рыбки или свежий след леопарда на прибрежном песке.