Но стоит отойти на несколько шагов в сторону от посыпанных песком аллеек и кирпичных построек, как начинается тропический лес, в котором тропинки исчезают бесследно и где невозможно без проводника вернуться к тому месту, откуда недавно ушел. Истинный лабиринт. Того и гляди окажешься в тесном тоннеле, замкнутом сводами развесистых древесных крон, и упрешься в густой частокол, через узкую щель в котором можно попасть только внутрь бомы — обнесенного оградой двора.
Как правило, африканские бомы окружены естественной изгородью — валом из низкорослого, перевившегося колючего кустарника. Этого вполне достаточно, чтобы остановить льва или леопарда, но здесь в значительно большей степени следует опасаться носорогов и слонов. А их не устрашат никакие колючки, в крайнем случае лишь приятно пощекочут.
Сразу же за этой изгородью располагается чисто выметенный дворик. В центре его — соломенная хижина, похожая на стог сена. В ней нет ни окон, ни дымохода. Дверное отверстие закрывается на ночь доской, вытесанной из дерева вручную. Во дворике полно коз и кур. Иногда появляется тощая сука с целым выводком чуть более упитанных щенят.
Убранство женщин племени кахе выдержано в определенном стиле. Преобладают три цвета: фиолетовый, серебряный и черный. Кольца из цинковой проволоки покрывают ноги от лодыжек до колен, а также руки от кисти до локтя и от локтя до подмышек. Шею украшают обручи из лиан, скрепленных широкими металлическими кольцами. Нижняя часть тела замотана в выделанную под замшу козлиную шкуру, первоначальный желтый цвет которой давно уже стал темным и неопределенным.
Заграждения против носорогов скрыты в чаше высоких деревьев. Узкие, извилистые тропы в зеленых тоннелях, полумрак влажных тропических джунглей, контрастно оттеняющих блестящую лазурь неба, робинзоновские частоколы — все это в совокупности создает впечатление небывалой экзотики. Именно поэтому я так люблю кахе.
Молодой вождь племени приветствует меня искренней, дружелюбной, широкой улыбкой. Мы, европейцы, не способны так выразительно улыбаться.
Не теряя дорогого времени, мы отправляемся гуськом на осмотр окрестностей. Мой новый приятель прекрасно понимает, что мне надо. Мне не приходится ничего объяснять. Он останавливает проходящих мимо женщин, показывает мне самые красивые шейные украшения, вынимает у них из ушей серьги. Он знает, что я не англичанин. Это придает ему смелости, делает немного фамильярным и одновременно сентиментальным. Мы разговариваем, как равные, а это уже очень много в условиях колониальной системы.