— Превосходно. Я дам вам хорошего проводника.
Через минуту он представил мне пожилого человека, худого, как он сам.
— А вот и Игнатий. Он знает всех вокруг. Это как раз тот человек, который вам нужен. Походная кровать у вас есть?
— Обойдусь двумя пледами, я привык к спартанскому образу жизни.
— Смотрите, как бы эта привычка не вышла вам боком…
Стыдно признаться, но у меня никогда не бывает с собой необходимого снаряжения и даже провизии. Я всегда путешествую с пустыми руками, хотя полностью отдаю себе отчет в том, что это крайне непредусмотрительно. В моей скитальческой жизни уже не раз выдавались недели, когда я вынужден был голодать, но зато отсутствие багажа позволяло мне быстро перемещаться с места на место… Я люблю хорошо поесть, но в то же время легко перестаю ощущать потребность в еде, когда меня захватывает работа.
Мы идем довольно быстро. Мой проводник вопреки ожиданиям энергично отмеривает шаги. До ближайшей деревни восемнадцать миль, то есть около двадцати семи километров, и мы должны добраться до нее засветло, ибо возможность ночлега в лесу здесь полностью исключена.
Несмотря на то, что уже перевалило за полдень, солнце жжет немилосердно. Фотоаппарат начинает оттягивать мне плечо. Сколько времени мы уже идем? Мои единственные часы остановились. Выбитый из нормального ритма жизни, я забыл их завести.
Длительная засуха лишила кусты и деревья лиственного покрова, и теперь они стоят абсолютно голые, напоминая наши ольховые рощи поздней осенью.
Неожиданно Игнатий поднял руку. Я не могу понять, почему он остановился и делает мне знаки не шуметь. Там, впереди, что-то происходит, но я ничего не вижу. Удивительные глаза у этих людей! Они умеют подметить даже самым тщательным образом замаскированный предмет, выделить на желтом фоне наиболее желтое пятно. Игнатий указывает мне пальцем на траву. Наконец, внимательно присмотревшись, я замечаю маленькую обезьянку, худенькую, беспомощную, ковыляющую на одном месте.
— Что же мы стоим? Поймай обезьянку, мы напоим ее молоком, и она будет моей. Я возьму ее с собой в миссию.
— Не двигайся с места, бвана мкубва! — схватил меня за руку Игнатий. — Павианы ужасно злые. Они идут сюда, чтобы забрать малютку. Им ни в коем случае нельзя преграждать дорогу. Они умные, как люди.
Только теперь я заметил справа от нас целое стадо обезьян. Процессию возглавляли два больших павиана. Обезьяны шли на четвереньках, глядя в нашу сторону. Ближайших из них отделяли от меня каких-нибудь десять метров. Они пересекли дорогу, затем одна из обезьян-предводителей, видимо самка, быстрым движением подхватила малышку с земли, поместила у себя под животом и, поддерживая его одной лапой, пустилась наутек, опасливо озираясь по сторонам. Страх овладел всеми павианами одновременно. Они удирали крупными прыжками, выполнив свою сопряженную с риском обязанность. И только отец семейства остался на месте. Он приподнялся и, стоя на двух ногах, как человек, наблюдал за нами. Он как будто понял, что нам не из чего стрелять, и, дождавшись, пока последние обезьяны скроются в лесной чаще, неторопливо и с достоинством направился вслед за ними.