Уже поздно, когда мы приходим на место. Продовольственная база похожа на глубокую водную чашу в лесу, а нависшее, тусклое в сумерках небо подобно светящейся крыше, прикрывающей иссиня-зеленые глубины озера, в которые мы словно погружаемся. Где-то далеко на кромке леса застыл неподвижно олень.
Эта продовольственная база состоит из ряда выжженных участков, соединенных дорожками наподобие ожерелья. Мы останавливаемся на первом участке, где сооружен барак, размером не больше зернового закрома. Нас пятеро: Селия, я и трое конвоиров. Мы забираемся с нашей поклажей в барак и готовим скудный ужин на импровизированном очаге. Нам тесно, мы испытываем то странное, смутное чувство, которое обычно сопутствует беглецам, и тем не менее, несмотря на тесноту, нам здесь хорошо и уютно. Мы затягиваем волнующие песни «хуков», воспевающие походы и боевые подвиги. Когда я выхожу наружу, то вижу несметное множество звезд, нависших над нашим участком.
Однако поутру идет дождь. Когда мы просыпаемся, стоит серый мглистый рассвет, и туман и дождь скользят своими белесыми щупальцами по опушке леса. Подкрепившись скудным завтраком — горсткой вареного риса, мы отправляемся в путь к следующей поляне — нашему очередному сборному пункту.
В нашей группе сто или больше человек, стекающихся из разных бараков, разбросанных вокруг лесных участков. На открытом склоне, где деревья были недавно вырублены и наполовину сожжены, чтобы очистить участок для посадок, мы строимся в колонну по одному, которая растягивается по всему склону; оба ее конца теряются среди намокших от дождя деревьев. Мы похожи на самое разношерстное сборище беженцев, которое когда-либо встречалось в истории, — вымазанные в грязи, ссутулившиеся под дождем, облаченные в самую разномастную одежду: в шляпах и с обнаженной головой, в резиновой обуви и босиком. Все с огромными тюками за спиной, похожими на чудовищные горбы, покрытые чехлами из листьев «ана-хау», брезента пли «пончо», с горшками и другой утварью, с винтовками и карабинами. Впереди колонны — руководители похода, они окликают старшин бараков, требуя рапортов. В промозглом тумане слышатся звуки переклички, после чего мы отправляемся в путь, скользя по мокрому склону.
Дождь льет теперь ручьем, и в лесу от него больше не укрыться. Каждый лист и каждая ветка собирают на себе воду, которая стекает с них при малейшем прикосновении. Мы облеплены кусочками коры и размолотой древоточцами древесной пальмы, перемешанной с дождевой водой. У нас с Селией дождевые плащи из пластика, в которых очень хорошо расхаживать по городским улицам, но здесь они становятся помехой, задевая о каждую ветку, а поэтому мы в конце концов срываем их с себя и обвязываем ими тюки. Через несколько мгновений промокаем до нитки. Капли дождя застилают и туманят мне очки, но я не могу протереть их. Руки в грязи. Слышно лишь, как барабанят капли по листьям.