Аннет рассмотрела ее. Кажется, они были похожи.
– Наверное, надо позвать кюре? – сказала Аннет.
– Дура! – оборвал палач. – Ты же вместо! Неужто не поняла?
И громко засмеялся.
Потом нахмурился, пригладил покойнице волосы, поцеловал в лоб и произнес по-латыни:
– Nunc dimittis servam tuаm, Domine, secundum verbum tuum in pace![7]
Аннет от себя прибавила:
– Requiem aeternam dona ei, Domine![8]
Палач покосился на Аннет и сказал:
– Amen!
В полу была глубокая квадратная яма, где стояли глиняные бутыли с яблочной водкой. Палач вытащил их наружу. Они запихнули туда мертвую палачёву жену и потом до ясного утра таскали в ведрах песок и землю из внутреннего двора. Вроде порядок. Сверху положили две каменные плиты.
Обтряхнули руки и пошли наверх, немного поспать.
* * *
С женой палача соседки обыкновенно не дружат; Аннет это было на руку. К тому же она была похожа на покойницу и теперь носила ее юбки и кофты. Она привыкла к своему новому мужу, тем более что его тоже звали Анри. В какие-то минуты ей казалось, что вот это и есть ее жизнь, точно та же, что была и ранее. Иногда ей хотелось спросить своего палача: «Как ты можешь спокойно спать, Анри, когда ты за этот месяц умертвил два десятка человек?» Но тут же ей казалось, что этот же вопрос она могла бы задать своему казненному мужу, полковнику Анри, то есть Генриху фон Болленбергу, потому что он умертвил куда больше человек, командуя своей полубригадой – полком, который усилен волонтерскими батальонами. Когда они вытравляли из леса взбунтовавшихся крестьян, счет шел на сотни, а то и на тысячи – но барон Анри спал превосходно.
Через неделю после того, как Аннет стала женой палача, у нее задержались месячные. Когда задержка стала несомненной, она задумалась – что за плод завязался у нее во чреве? Сын барона или сын палача?
Еще через полмесяца ее начало тошнить.
– Съела тухлятину какую? – спросил палач. – Ты, это, смотри!
Он вообще-то был заботлив и добр, насколько добр и заботлив может быть плебей. И жаден до любви к тому же. Барон фон Болленберг был прохладнее.
– Нет, Анри, – серьезно и тихо сказала она. – Я беременна.
– Дура! – Он хлопнул полстакана яблочной водки. – От меня? Или от этого своего?
– От тебя, конечно же! – возмутилась Аннет и совсем по-плебейски уперла кулаки в бока. – Вот как рожу, так и увидишь – будет вылитый!
– Дура! – повторил он и размахнулся, желая ударить ее по животу.
Она отбежала в сторону и скрестила на животе руки, защищая его.
– Сошел с ума, Анри! – визжала она. – Сие есть плод чресл твоих!
– Это ты сошла с ума! – Он сел на место, налил себе еще. – Моя покойница была бесплодна, и слава Создателю! – Он выпил, закусил куском пшеничной лепешки и вздохнул: – Это какой же идиот детей заводит в такое-то время! Время-то какое на дворе, а?