Ширшов поспешил в свою химическую лабораторию проверить, не замерзли ли бутылочки с пробами воды. Я осматривал наше хозяйство, так как после отлета самолетов у нас не было времени, чтобы проверить все мешки и рюкзаки.
Наша жизнь на льдине протекает оживленно и даже разнообразнее, чем я это предполагал раньше. Мы часто вспоминаем о наших подругах.
— Как они там? — задает иногда вопрос Кренкель.
— Сейчас, наверно, сидят на концерте или в театре, — мысленно переносится в Москву Петя Ширшов.
— Надо им почаще посылать весточки со льдины, — заметил я, — потому что всякое длительное молчание заставляет их излишне волноваться за нас.
Женя тоже поддержал меня.
— Конечно, — сказал он, — можно немножко сократит! передачу корреспонденций, но на маленьких радиограмм мах своим домашним экономить не следует.
Я вспомнил о своей прежней зимовке на Земле Франца-Иосифа, где мы жили вместе с женой.
— Вот бы организовать дрейфующую станцию на льдине и взять с собой жен, — пошутил я, — и вообще поселиться на льдине всей семьей, тогда уже это действительно был бы настоящий советский город.
Кренкель, однако, нашел такую мысль не совсем удачной и тут же выдвинул основательный довод против нее:
— Что ты, что ты, Дмитрич, тогда пришлось бы строить ледяные ясли, снежные родильные дома, сооружать фабрики игрушек, да и вообще пришлось бы взять с собой и воспитателей и нянек… Ведь медведи, как известно; к этим делам не приспособлены…
Тем временем наш ветряк начал активно работать.
Ветер усиливался. Эрнст часто выходил смотреть, хорошо ли вертится ветряк. Все мы за последние дни много мечтали о том, чтобы подул наконец ветер. Наши аккумуляторы настолько сели, что мы боялись передать лишнее слово по радио. Перестали даже сообщать о себе родным. Передавали только метеорологические сводки.
Особенно хотелось мне ответить своему любимому брату Саше — хорошему коммунисту, от которого я получил приятную, теплую телеграмму. Саша писал: «Ваша победа вызывает во мне новое чувство ответственности перед Родиной и партией за свое дело — охрану морских рубежей нашей любимой Родины».
Ветер дул со скоростью четыре-пять метров в секунду. Ветряк закрутился. Мы избежали необходимости запускать наш бензиновый двигатель. Тут же каждый из нас написал и отправил письма своей подруге, а я, кроме того, и брату Саше. Аккумуляторы продолжали заряжаться.
Ходил осматривать «владения» Петровича: гидрохимическую и гидробиологическую лаборатории. Они оборудованы на славу. Над прорубью высится снежный дом, в котором Петя удобно разместил лебедку и свои гидрологические приборы. Москвичи, конечно, и не подозревают, каким прекрасным строительным материалом служит снег в июне… К сожалению, в снежном «доме Кренкеля» на ледяном полу радиостанции из трещин выступила вода. Придется Теодорычу перебираться в другую квартиру.