– Тебя за что награждают? – шепнул я.
– За воздушный таран под Москвой, – ответил белобрысый, продолжая вертеть головой во все стороны. – Еще в августе объявили, но все тянули с вручением. Эх, красота! Ты тут раньше бывал уже?
– Нет, в первый раз, как и ты, – ответил я. До Кремля судьба ни разу не добросила, весь заработанный иконостас на месте вручали, то комполка, то комдив. Один раз только генерал Кошевой отметился, который потом на параде победы командовал сводным полком от Третьего Белорусского.
– Жаль, не фотографируют, вот бы ребятам показать, – продолжал восторгаться мой сосед. – Никогда такого не видел!
– А что дали? – спросил я его. Надо же парня отвлечь немного, а то сейчас не выдержит, пойдет позолоту на стенах трогать.
– Героя!
– Силен! – кивнул я. Везунчик, что говорить, после такого… У них там, у летунов, безбашенных хватает.
Я поразглядывал шикарные позолоченные плафоны, мозаичный пол. Между четвертой и пятой люстрами на потолке были заметны следы недавнего ремонта. Да, видно только если присмотреться, хорошо сделано, но меня не проведешь, глаз наметан. Невольно посмотрел на пол в том же районе. И тут паркет свеженький, хорошо видно, что меняли не позже пары месяцев. Он даже блестит сильнее.
– В июле во дворец немецкая бомба попала. – младлей увидел мой взгляд, кивнул в сторону пола – Проломила крышу, перекрытия, но не взорвалась, развалилась.
– Большая?
– 250 килограмм. У нас в полку майора сняли за то, что пропустили бомбардировщик к столице. Скандалище в подмосковных полках ПВО был тот еще.
– После этого велели таранить немецкие самолеты?
– Нет, что ты! Я просто высадил весь боезапас до ручки, а юнкерс все прет и прет. Ну я и срубил ему крыло.
– Молодец!
Младлей повернулся ко мне, осмотрел еще раз петлицы, орден:
– А тебя за что? Ты же из военинженеров? – казалось, он даже немного удивлен, что представителя такого неромантичного рода войск за что-то вообще можно наградить. Да еще и не первый раз. У нас же там ни одного самолета нет, одни лопаты. – Что дают?
Я посмотрел на Кирпоноса, что стоял в начале шеренги. Генерал мне так и не сказал, чем наградят. Наверное, опять дадут Красное знамя.
– Без понятия.
– Должны были довести. Непорядок, – покачал головой белобрысый, и сам себя оборвал: – Тихо! Идут!
Двери зала открылись, вошли Калинин и Берия. Последний с удовольствием оглядел наш выровнявшийся строй, заметил меня. И вроде даже подмигнул. Я выругался про себя. Вот не радуют меня такие знаки внимания со стороны наркома НКВД.
Калинин коротко, минут на тридцать толкнул речь. О наших боевых заслугах, подвигах. Не очень зажигательно произнес. Возраст уже почтенный всё-таки. Начальники внимали всесоюзному старосте с некоторой скукой, разве что не зевали. А вот майоры и лейтенанты – буквально ели глазами.