Он решил, что не имеет смысла тратить силы на одного глупого лисенка, и бросил лопату на груду металлолома. Озадаченный Грендайзер умолк и, словно почувствовав, что будет дальше, ощетинился и начал рваться с поводка. Лео подошел к дереву, отвязал пса и отвел его к дальнему краю ямы. Овчарка почуяла запах крови и принялась возбужденно рыть лапами землю. Встав на краю ямы, Американец отпустил поводок, и его верный друг, опьяненный жаждой крови, набросился на трупик лисенка.
Возвращаясь в вагончик, он услышал вдалеке рев мотора – машина огибала холм, нарушая царящую в округе тишину.
Джип с затемненными стеклами проехал мимо неухоженных тутовых деревьев и поравнялся с ним.
– Привет, америкос, – сказал носатый, высунувшись из окна. – Ходил к реке, чтобы свести счеты с этими сволочами, а? – Он бросил довольный взгляд на овчарку. – Молодец, трудишься в поте лица…
Лео кивнул и заглянул в салон: глухонемой курил за рулем.
– Непривычно вас видеть в такой час. Случилось что? – Ничего особенного, не волнуйся. У нас для тебя посылка… – Он кивнул на заднее сиденье. – Только она еще не готова.
Лео вздрогнул.
– В каком смысле? – растерялся он.
Носатый рассмеялся, нажал кнопку на приборной панели, и заднее окошко опустилось.
– По-моему, представлять вас не нужно. Или я ошибаюсь?
Американец смотрел на пассажира и не узнавал его. Может, виноваты были потухший взгляд и испуганный вид этого человека. За все время плена ему ни разу не приходилось смотреть в глаза жертвы до того, как она становилась очередным телом для захоронения. А потом его как громом поразило.
– Помнишь сына Человека-паука? – спросил носатый, обернувшись.
И пассажир еле слышно прошептал:
– Привет, Лео.
Меня зовут Эдуардо
Они будут следить за снами и наказывать за них.
Жан Кокто
Я родился в одной из желтых малоэтажек в глубине улицы. Не лучшее место для ребенка, прямо скажем. Были там и перебивавшиеся случайными заработками нищие, и путаны, оставшиеся без работы после отъезда американских военнослужащих, и бедняки всех мастей, которые целыми днями только и делали, что прохлаждались, распахнув двери и слушая радио. Время от времени кому-то везло, и он открывал колбасную лавку или бар или же переезжал, но куда бы он ни подался, все воспринимали его как выходца из желтых малоэтажек.
Так и со мной. Я уже давно там не живу, но люди до сих пор называют меня «Эдуардо из желтых малоэтажек», если узнают на улице.
Пока у отца не обнаружили глаукому на правом глазу, он работал машинистом на железной дороге в Валле-Каудина. Просыпался каждый день в четыре утра, бежал на станцию, заводил электромотрису и дожидался рабочих, направлявшихся в Беневенто. На поезде в пять пятьдесят в среднем ехало восемь пассажиров. То же было и с вечерним поездом в восемнадцать ноль одну. Каждый день он ездил туда-обратно по маршруту Беневенто – Неаполь. Если кто-то из утренней восьмерки не являлся, он притворялся, будто чинит поломку, и ждал до тех пор, пока кто-нибудь не начинал качать права. Как можно бросить товарища на платформе в пять пятьдесят утра, повторял дон Джеппино, это же не по-христиански. И что он получил за все эти годы? Ничего, даже спасибо не сказали.