Однажды он уснул в районе Канчелло, и поезд сошел с рельсов. Ничего страшного не случилось, только осталось несколько вмятин на составе, но техник из железнодорожной компании заметил бутылку водки и заподозрил неладное. Отец яростно защищался. Алкоголь тут ни при чем, настаивал он, просто уснул, и всё.
К счастью, техник тоже родился в одной из желтых малоэтажек. Он пустился в расспросы о старых друзьях – а этот чем занимается? а такой-то где теперь живет? – и дону Джеппино пришлось сказать правду: кто не умер и не загремел в тюрьму, ничем особым не отличился, кто-то открыл колбасную лавку, кто-то – бар, большинство разъехалось. В финальном отчете техника про водку не было ни слова.
Однако после того случая пассажиры взяли моду перемывать ему косточки прямо по дороге, до отца долетали обрывки их разговоров, от которых он впадал в уныние: его называли горемыкой и алкоголиком, кто-то выдумал, что по ночам он устраивает подпольное казино в поезде. В этих словах не было ни капли правды, но сплетников не остановишь и пушками.
– Разве из обитателей желтых малоэтажек может выйти что-то путное? – злословили они.
Его уволили.
Вскоре я подобрал пятнистого кота. Не помню, какого он был цвета, но точно пятнистый. Я не мог принести его домой: отец задал бы мне трепку. Мы жили в одной из тех квартир со сниженной арендной платой, которые курия выделяла неимущим семьям. Если бы священники обнаружили кота, нас могли вышвырнуть на улицу. Поэтому я спрятал его на крыше. Тем вечером я отнес ему немного молока и, улегшись в кровать, мог думать только о его голодных глазках и жалобном мяуканье. Как вспомню об этом, так сразу мурашки по коже.
На следующий день я пошел в школу и все утро ломал голову, как его прокормить, а мои одноклассники только и знали, что болтать всякие глупости.
– Как его зовут? Почему ты до сих пор не придумал коту имя?
– Да при чем тут имя! – злился я. – Еда – вот настоящая проблема!
По дороге домой у меня все внутри сжималось от тревоги. Я открыл дверь, и как вы думаете, кто уплетал бифштекс, купленный мамой на ужин? Да-да, пятнистый кот. У меня потемнело в глазах от бешенства. Я схватил его за шкирку, вышел на террасу и, даже не дав ему выплюнуть мясо, сбросил с пятого этажа. «Мяуууу», – вопил в полете мерзкий предатель. Очень странное ощущение, когда бросаешь с такой высоты живое существо. Вниз я даже не взглянул. Вернулся в кухню, ополоснул то, что осталось от бифштекса, и убрал в промасленную бумагу.
В эту секунду дверь открылась, и вошла моя мать. Она сразу догадалась развернуть бумагу и увидела изуродованный бифштекс. Я не мог придумать ни одного более или менее правдоподобного ответа на вопрос, что случилось, поэтому просто молча смотрел на нее. Она повторила вопрос. И еще раз. И тогда я, не сходя с места, разыграл совершенно безумную пантомиму, монолог без единого слова, который и по сей день считаю шедевром актерского искусства. Я задержал дыхание и не дышал до тех пор, пока не покраснел, как помидор сорта «сан-марцано», затем бросился к ее ногам и разрыдался, как младенец. Любой, кто знал мою мать, сказал бы, что за этим последует хорошая порка, но вместо этого она прижала меня к себе, погладила по голове и сказала, что ей очень жаль. Она заплакала, будучи уверенной, что я от голода набросился на сырое мясо. Тем вечером дон Джеппино вернулся из бара, мы вместе поужинали бифштексом, и я помню, что мама положила себе надкушенную часть.