— Э-эй! Далеко ли до Верхоленска?
— Верст десять, за поворотом! — донесся ответ.
Со всякими предосторожностями добрался до городка. Вокруг него вырублен лес, много дорог, по ним оживленное движение. Был какой-то праздник, и, видимо, ожидался большой базар. Это было мне куда как на руку — легче затеряться в толпе людей.
Мне удалось благополучно прийти на базар, избавиться от ставшей ненавистной тяжелой телогрейки, а главное — купить хлеба и масла. Довольный удачей, поскорее ушел из Верхоленска.
…В начале августа с большими трудностями и лишениями я добрел, наконец, до Манзурки. Здесь была большая колония ссыльных, среди них — руководитель иваново-вознесенских боевиков Михаил Васильевич Фрунзе. В Манзурке попадались в лапы полиции большинство из тех, кто пытался бежать, — здесь много жандармов и шпиков. Я сделал большую дугу, чтобы обойти подальше это проклятое место.
Последний, самый опасный, — степной участок пути. Здесь легче всего обратить на себя внимание, нарваться на охранников. И Степан и кочегар на пароходе советовали во что бы то ни стало пристроиться к ямщикам. Мне удалось договориться со старшим одного обоза: за шесть рублей он согласился довезти меня прямо до постоялого двора в Иркутске.
Всю жизнь я буду помнить 27 августа девятьсот тринадцатого года. В этот день я приехал в Иркутск и отыскал большевистскую явочную квартиру. Позади остались сто дней измотавшего меня пути, восемьсот с лишним верст ленской тайги.
Приняли меня так сердечно, так дружески, как принимали в те времена товарищи по борьбе. Дня через три иркутяне достали мне паспорт на имя одного ссыльного, которому разрешалось ездить по всей губернии, кроме нескольких городов — Иркутска, Черемхова, Нижнеудинска, Балаганска и некоторых других. Это был отличный, настоящий «вид на жительство». Хозяин его бежал за границу, а документ оставил в распоряжении Иркутского комитета большевиков. Тут же я выполнил обещание, данное Степану, — сжег его паспорт.
6 сентября я приехал в поселок Зима, где жили в ссылке мои старые товарищи по подполью и каторге: Борис Шехтер с семьей, Володя Густомесов, Николай Сукеник.
Какой радостью обернулась эта встреча! Появление мое оказалось, конечно, совершенной неожиданностью для друзей, и они поначалу даже немного растерялись: куда меня прятать. Они ведь не знали, что у меня в кармане великолепный документ!
Когда все разъяснилось, мне сказали:
— Ну, Петруська, здесь ты сможешь жить и работать без опаски. Только на всякий случай с нами не встречайся, пока не пропишешься.
Мне улыбалась удача: прописка прошла без сучка и задоринки. Я нашел комнату у одной старушки и сразу устроился работать маляром к подрядчику. Познакомился с другими рабочими-ссыльными. Оказалось, здесь был хороший хор. Я с наслаждением стал в нем петь.