И вдруг оказалось, что нас лишь четверо. Нет Васи Королева. Что же с ним случилось?
Вспоминаю, с самого низу, из прогалины, он лез сразу за мной. Еще читал «Отче наш». Я его спросил:
— Васька, ты это что?!
Он ответил:
— Не так страшно, когда читаешь.
А потом я его первого пропустил вперед. Товарищи подтвердили: да, действительно, он лез вместе с нами, а куда делся, черт его знает…
Мы немного подождали, потом зашагали дальше по этой дороге-времянке. И она повела нас именно туда, куда нам было нужно, — вдоль полотна железной дороги по направлению к Симу.
Однако стало светать, а оставаться здесь или двигаться дальше днем было совершенно немыслимо — всюду рыскали казаки и конные стражники.
Перед нами за линией железной дороги расстилалась широкая долина с вырубленным и сложенным в огромные кучи кустарником. Я предложил, покуда еще совсем не рассвело, забраться под эти кучи и пролежать там весь день до самой ночи. Ночью же снова идти дальше.
Долго раздумывать не приходилось, да и выбора не было. Нашли две кучи побольше и подальше от полотна и забрались в них: Леонов с Киселевым, а я с Мишей Гузаковым, мелкими веточками замаскировались, как могли.
Вместе с зарей надвигались низкие дождевые облака.
Вот уж и полный рассвет. Доносится шум, говор рабочих, собирающихся на стройку моста, лай собак, мычание коров, ржание лошадей — их гонят с пастбища на работу, тоже к мосту.
Принимается моросить мелкий дождик. Слышно, как на стройке женский голос запевает протяжную старинную русскую песню:
Ни кола, ни двора, зипун — весь пожиток,
Поживем да умрем, будет голь прикрыта…
Никогда не забыть мне этой песни, слышанной в то тяжелое дождливое утро… Время от времени начинало казаться, что мы отсюда уже не уйдем, что наша песенка спета.
На дороге стали изредка появляться конные стражники, полицейские.
Революционеру-подпольщику, да еще боевику, то и дело выпадали на долю смертельная опасность и испытания. Каждая минута, каждый час были проверкой выдержки, находчивости, решительности. Жить и работать приходилось в постоянном напряжении. А ведь все мы были обыкновенные люди, не титаны, не сверхчеловеки. Естественно, что у каждого из нас бывали тяжелые минуты, и ценность личности революционера в конечном счете определялась тем, умел ли он не упасть духом, зажать в кулак свою волю, подчинить свои переживания великому делу, которому он взялся служить. Все это вместе можно назвать одним словом — стойкость.
И мы взяли себя в руки…
Мокрые и голодные, мы пролежали в нашем убежище до самой ночи. Вылезли, когда совсем стемнело. Дождь продолжал шуршать по мокрой земле, но мы не замечали его.