На заводе меня произвели в помощники кочегара, а на следующую осень в кочегары, или, как у нас называли, в «шурали».
Наступила весна 1904 года. В это время я снова стал чернорабочим. Нас часто посылали на железнодорожную станцию, верст за семь от завода, грузить чугун или железо, выгружать руду. Работа была адская и для взрослых здоровых мужчин, а тем более для меня, неокрепшего юноши. Норму установили всем одинаковую, а платили мне только половину. Я делал отчаянные усилия, выбивался из сил, работал без всяких перерывов и все-таки заканчивал рабочий день значительно позже взрослых грузчиков. А ведь еще предстояло пройти эти проклятые семь верст! Так и тянулся день за днем: ранним утром шагаем на станцию, а поздней ночью плетемся в село, съев за этот бесконечный день только ломоть хлеба.
Как-то в конце мая мы пришли на станцию, когда вагоны с рудой еще не были поданы под эстакаду для разгрузки. Несколько пареньков отправились поглазеть на вокзал. В это время к платформе подполз пассажирский поезд. В хвосте его мы увидели четыре вагона, не похожие на остальные: все окна в них были забраны железными решетками, а на площадках стояли солдаты с ружьями. Сквозь решетки видны были молодые люди в вольном платье и в форменных куртках с блестящими пуговицами. Вскоре у тюрьмы на колесах собралась довольно большая толпа. Кто-то узнал, что это везут в Сибирь крамольников-студентов.
Чем тяжелее живут трудящиеся люди, тем обостреннее у них чувство сострадания. Мне до слез стало жаль заключенных. У меня не было ничего, кроме куска хлеба, — моего дневного рациона. Я подошел к конвоиру, тот охотно взял у меня хлеб и передал на площадку другому солдату. Через минуту моя краюха была уже в руках у студента за решеткой. Он помахал мне рукой, показал на хлеб и что-то сказал, приблизив лицо к стеклу.
Арестант был немногим старше меня, на руках его поблескивали кандалы. За что же везут его в далекую Сибирь? Что он такое сделал?!
Поезд стоял долго: видно, паровоз набирал воду. Мы не отходили от вагона.
— Эй, парень! — крикнул мне конвоир. — Вот ты, ты! А ну-ка, перейди на ту сторону поезда.
Решив, что здесь стоять не разрешают, я послушно полез под вагон. Едва выбрался из-под него, как меня поманил к себе другой часовой. Осторожно оглядевшись по сторонам, он прошептал:
— Тебе студент велел книжку передать. Спрячь, спрячь ее получше. Он наказал тебе ее прочитать, только никому не показывать. Слышь? А то и тебя и других, кто читать ее станет, тоже в тюрьму посадят. Понял? Даже могут покатать в бочке с гвоздями.