Это мне удалось. Но куда теперь деваться? Пробираться на конспиративную квартиру раздетым в этот холодный день значило почти наверняка привлечь внимание полицейского «недреманного ока». И тут я вспомнил рассказы киевлян о Печерской лавре.
Частенько подпольщики, скрываясь от наседающих шпиков или спасаясь от обыска, прятались в лавре. Там легко затеряться среди тысяч разношерстных богомольцев-паломников и ждать, пока придет кто-либо из комитетчиков, время от времени навещающих монастырские общежития, особенно если исчезает кто-нибудь из нелегальных.
И я ухватился за лавру, как за якорь спасения. «Пусть, — подумалось мне, — господь бог и его земные уполномоченные послужат революции!»
Действительность превзошла все мои даже самые радужные надежды. Оказалось, что в лавре имелись не только огромные общежития, но и — слава опять-таки богу! — при каждом из них трапезные! Притом бесплатные! Правда, у дверей трапезных монахи поставили кружки, куда богомольцы поденежнее, — а вернее, посовестливее — бросали кто сколько мог. Но это было делом доброхотным, и я решил расквитаться с господом уж на том свете; все равно, семь бед — один ответ.
Провел я в лавре под высоким покровительством русской православной церкви трое суток. Несмотря на все преимущества монастыря, я все же побаивался, что кто-нибудь ненароком пристанет ко мне, потребует документы, и поэтому старался не попадаться на глаза в одних и тех же местах. Ночевал я каждую ночь в другом общежитии, кормился в разных столовых. Делать было совершенно нечего, и, чтобы убить время, я побывал всюду, куда ходили паломники, «поклонился» святым мощам.
Меня стало одолевать сомнение: а вдруг в организации провал, либо какие-нибудь другие осложнения, и все, с кем я связан, попали в лапы охранки или вынуждены были скрыться из Киева? Признаюсь, при этаких мыслях мне становилось очень не по себе. Ведь я был один в незнакомом городе, без документов, без денег и без дальнейших явок…
Настал четвертый день моего пребывания в лавре. В обед я отправился в одну из столовых. Захожу — на длинных столах, как обычно, стоят миски с дымящимися постными щами, около них — деревянные ложки. На колоссальных подносах — горы нарезанного ржаного хлеба. Вдоль столов такие же длинные скамьи. Перелезаю через скамью, чтобы занять место, и вдруг…
— Петрусь! — кто-то радостно окликает меня.
Оборачиваюсь и, к своему восторгу, вижу Володю Алексеева и Люду Емельянову…
— Ты цел, Петруська! Прямо-таки в огне не тонешь, в воде не горишь…
— Ну, если б я только в огне не тонул, а в воде не горел — где б я сейчас был!..