Ни бог, ни царь и не герой (Мызгин) - страница 93

И вдруг сзади вылетели двое конных. Передний чуть не наехал мне на ноги. Я вскочил, с размаху — бух в воду! — и на тот берег, в кусты. Сразу броситься на лошадях с обрыва в реку стражники не решились. Взбешенные, они открыли по мне стрельбу.

Нет, поистине судьба в тот раз словно забавлялась: зло преследуя, в последний момент она сама же спешила на выручку.

Мое положение было очень трудным, куда труднее, чем могли предполагать и я и товарищи. Кто же знал, что мне придется спасаться от преследователей почти голым, в одном нижнем белье? Двигаться по условленному маршруту было невозможно: как пройдешь в одном белье по ровной открытой долине? Такую странную фигуру сразу заметят.

Я решил повторить маневр, к которому прибег накануне, — дугой обогнуть кустарник, из которого выскочили верховые, зайти преследователям в тыл и, спрятавшись в густых кустах, дождаться ночи. А потом «выкрасив» белье в грязи, чтобы оно не было таким броским, ночью пробраться в город, к своим.

В сумерки я двинулся к златоустовскому пруду, рассчитывая берегом добраться до Садовниковых — их дом стоял недалеко от леса. Тут мне не повезло: на облаву, оказалось, подняли не только полицию, но и войска, и они оцепили весь район. Во многих местах горели костры, стояли пикеты и никого не пропускали. Полиция, видимо, считала, что в одном белье, голодный, я обязательно буду пробираться в город.

Оставался единственный выход — следовать по условленному маршруту и к следующей ночи быть у той большой лиственницы на шестой версте.

И вот в испачканном грязью белье, изнемогая от голода и усталости, с израненными ногами, с ободранным лицом и руками, я без отдыха брел всю ночь и раньше, чем предполагал, добрался до места. Душу глодал червь сомнения: явятся ли товарищи?.. Быть может, они уже приходили прошлой ночью и, не найдя никого, решили, что мне не удалось выбраться из кольца? Смогут ли они прийти еще?

Рассвело. Оставаться около самой лиственницы, вблизи железной дороги, днем было опасно. Я забрался подальше в лесную глушь. Пришла мысль залезть на дерево повыше — все кругом хорошо видно и безопасно, да не хватило сил. Лег на землю и стал ждать. Прошел день. Началась ночь — самая тяжелая ночь в этой моей златоустовской истории. Принялся моросить дождь. Где-то вдали погрохатывал гром. Я дрожал от голода и сырости. Часам к десяти-одиннадцати, как мне казалось, я собрал остаток сил, поднялся и потащился обратно к лиственнице. Там в совершенном изнеможении лег меж здоровенных ее корней и стал прислушиваться.

Чередою бежали мысли, невеселые, тревожные. Вся моя недолгая, но не бедная событиями жизнь проходила перед моим умственным взором. Одна картина сменяла другую, как на экране. В тяжкие минуты человек всегда как бы скидывает взглядом свое прошлое, словно подводит итоги. На секунду я ощутил чувство зависти к тем, кто остался в тюрьме, — там не мочит дождь, там хоть дают кусок ржаного хлеба. Но вся душа моя восстала против этой поганой мыслишки. Нет, лучше умереть, но на воле!