И воспитывает это — руководство колхоза всей системой хищений, бесконтрольности и безответственности. Да и как могут жулики бороться с жульничеством?
При общем нежелании работать есть две отрасли хозяйства, где не знают отбоя от рабочих рук: сад и овцеводческая ферма (стрижка овец). Это как раз тепленькие местечки, где можно украсть и крадут. А руководители на все это смотрят сквозь пальцы.
Колхозница Корнюшкина Маланья, работая на стрижке овец, набила полные рейтузы шерстью, украв таким образом 10 фунтов шерсти. Она, правда, была поймана с поличным. Но это вызвало в колхозе не возмущение, а смех. «Добро б фунт-два, а то десять!» — формулируют свою точку зрения работники овцеводческой фермы. Сколько же этих «фунт-два» расходится там ежедневно? А правление? Сначала оно даже не знало об этом, а когда я рассказал, это вызвало смех: «В рейтузы? Ха-ха-ха!» И вся реакция.
Выпустил я стенгазету (которой здесь, конечно, не было), написал там обо всем этом и потребовал в ней отдать Корнюшкину под суд. Ничего! Ноль внимания, фунт презрения. Я пытался доказать свое, но мне было заявлено, что постановлением правления это дело передано прокурору. Последующая проверка с моей стороны показала, что это полная ложь и очковтирательство.
Понимаешь, Владимир Петрович, не терпит душа!
В чем же причина такого безобразнейшего положения вещей?
Причина одна — в несоблюдении устава колхоза.
Этот устав, сам замечательный дух его, здесь не только не понимают, но часто и не знают — или сознательно забывают и искажают. Основное положение устава, что «общее собрание является высшим органом управления артели» (стр. 20), здесь абсолютно не соблюдается. Всеми делами вертит правление, и даже не правление, а группа воротил.
В течение нескольких лет беззастенчиво игнорировалась, убивалась всякая инициатива колхоза, его самостоятельность, его хозяйственный рост, общественная активность. Результаты налицо: колхозная масса не имеет никакого голоса, а делами ворочает кучка воров.
А ведь есть великолепные люди: бухгалтер Рудиков, бывший председатель колхоза Мошонкин — умный, выдержанный, энергичный; селькор Недиков, кандидат партии, — романтик, начитанный, руководитель драмкружка, он разъезжает со своими постановками по соседним деревням и после спектакля, приоткрыв занавес, с детской непосредственностью спрашивает: «Ну как? Понравилось?»
Эти люди пишут в газеты, обращаются в район, но без толку. Один раз, правда, по их жалобе на Каребина приезжал следователь, но уехал тоже без всякого результата.
У тебя может возникнуть вопрос: а где же парторганизация? Я, очевидно, просмотрел ее? Нет, не просмотрел. Я живу против сельсовета и каждый день вижу, как парторг территориальной организации Николай Кондратков слоняется без дела, сидит с девчатами на лавочке, возит в сад ящики для яблок, ходит из сельсовета в колхоз и обратно. «Парень шаткий. И туда и сюда», — определяют его колхозники.