Морозку Мечиком, положительного героя — отрицательным, я не мыслю себе, как можно ориентировать советскую литературу на «уродов». Вот этого я не могу признать. Как хотите…
Остается добавить, что в июле 1977 года на представительном пленуме правления Союза писателей СССР в том же зале мы обсуждали тот же вопрос о работе с подростками. Выступал и я, вспоминая с той же трибуны о шумных баталиях, происходивших здесь семнадцать лет назад.
Не для сведения счетов я вспоминаю это сегодня, а для того, чтобы показать, что жизнь идет, изменяется и соответственно развивается мысль и что мы доросли до признания того, что трудные дети и даже преступники, которых, по Достоевскому, в народе называли «несчастненькими», признаются предметом художественного и публицистического анализа.
И С. Михалков, который еще в той прошлой дискуссии высказал правильную мысль, что «дети наши сложнее, чем представляют себе иные педагоги и драматурги», теперь в своем очень интересном докладе уделил достойное место и так называемому «трудному детству». И все шло без всякой «вселенской смази», без многозначительных намеков и упреков, по-деловому и серьезно, как и подобает при серьезной теме.
Вопреки всем предсказаниям и предупреждениям прижилась эта тема и в литературе: Аркадий Адамов, Владимир Амлинский, Евгений Богат, Владимир Тендряков, Валентина Елисеева, калужский писатель Иван Синицын, ростовская писательница Мария Костоглодова и другие.
Значит, история все-таки движется.
Продолжала жить своей полнокровной жизнью и «Честь». Была по ней и литературная инсценировка, и радиоспектакль, и жизнь на большой сцене. Заслуженный деятель искусств В. Н. Токарев прочитал ее, лежа в больнице, и тут же приехал ко мне с предложением совместно инсценировать ее для театра. Этот спектакль «Жизнь и преступление Антона Шелестова» шел на сцене Московского театра имени Станиславского на протяжении двенадцати лет, выдержав пятьсот представлений, не говоря уже о многочисленных постановках по всей стране.
О бесконечном потоке писем от бесконечного числа читателей я тоже не говорю, потому что из них выросла «Трудная книга».
«Уважаемый писатель, здравствуйте!
Быть может, для Вас это будет странно, а поэтому я опишу все же вкратце о себе. Я нахожусь в местах лишения свободы и много, по возможности, читал книг, но такой правдивой, жизненной, да, жизненной книги я не встречал. Кроме того, я Вашу книгу не читал, а случайно поднял с земли два листка: 205 и 206 страницы, когда под конвоем следовал к месту работы по поселку. И эти два листка мне сказали очень многое. Я стал расспрашивать у всех, кто только читает книги, и каждого просил помочь узнать автора этой книги и ее название, а сам уже дал ей название «Жизнь». Через месяц с лишним я узнал, что книга Ваша и название ее «Честь». Узнал немногое и о Вас, а поэтому и прошу Вас, если можно, то пришлите наложенным платежом эту книгу.