Ступени жизни (Медынский) - страница 191

«Я усматривал важную воспитательную задачу в развитии высоких и в предупреждении низменных чувств. Характеризуя те или иные чувства, я старался раскрыть единство эмоциональной и моральной сфер».

«Отражение знаний в эмоциях — важное условие перехода знаний в убежденность и мировоззрение. Эмоциональное состояние имеет огромную возвратную силу влияния на ум, на всю интеллектуальную жизнь подростка».


«Честь» еще не выходила в свет, но одна глава из нее была прочитана по радио, глава о том, как Антон, в поисках выхода и какой-то нравственной опоры, поехал в Ростов, к отцу. Что из этого вышло, читатели могут узнать из самой книги. Главу эту мы с Марией Никифоровной слушали в вагоне поезда по пути в санаторий, а вернувшись домой, я получил письмо.

«Здравствуйте, Григорий Александрович! Сейчас прослушал передачу по Вашей повести «Честь». Меня очень взволновал эпизод встречи Антона с отцом. Я вспомнил про свою встречу с моим отцом, когда я тоже, решив порвать со своим не совсем хорошим прошлым, уехал к отцу, который жил в Смоленске… До приезда я написал отцу письмо, в котором все ему описал. Но первые же слова отца были: «Зачем ты приехал? Убирайся отсюда!..» В конце концов он выставил меня за дверь».

Письмо было большое и заканчивалось припиской:

«Я даже сам не знаю, почему я Вам написал это. Просто рассказал Вам про тяжесть, которую мне одному носить не под силу».

Тронутый искренностью и душевностью письма, я ответил, и у нас завелась с этим молодым человеком длительная откровенная переписка, в ходе которой все больше и больше раскрывалась болезнь его души — слабоволие:

«Я такой — куда позовут, туда и пойду». Как это сказано у Некрасова: «Суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано».

Но «порывы» были, и, используя их, мне многого удалось достичь: парень одумался, поступил в институт, вступил в комсомол, и все шло хорошо. Потом он был у нас на даче в гостях, мы его хорошо приняли и очень подробно и обстоятельно поговорили. Уехал он довольный и, кажется, спокойный. И вдруг — письмо:

«Не знаю, как начать!

Вы помните наш разговор у Вас на веранде? И вот, когда я поехал домой и сел в Москве в поезд, я стал о многом думать и многое еще вспомнил. И я решил, я обязан Вам все рассказать; ведь был случай, когда я хотел убить одного лейтенанта. Я всю ночь тогда думал об этом, и эта мысль не давала мне покоя. Проснулся — и опять то же самое, те же воспоминания. С тех пор я хожу сам не свой. Меня пронзила мысль — совесть. Вы понимаете, ведь я сам, сознательно шел на все. Меня не сманивали. Нет, все сам, по доброй воле. Мне никто не грозил. И Вы представляете, я сознательно шел на убийство. Что же это такое? Почему? Ведь меня правильно воспитывали в школе и дома. Почему же я так морально опустился? Не знаю. Да, я многого еще не понимаю. Я никогда не задумывался над тем, что делал. Никогда.