Было у меня и еще несколько «проб» — «Последний звон», «Обреченные», «Лес», пробы все того же антипоповского характера, как и «Мед», тенденциозные, надуманные, злые и потому плохие.
Особенно огорчала меня неудача с большим рассказом «Лес», на который я возлагал большие и литературные и материальные надежды. Да, и материальные, потому что ставка у нас была 54 рубля и жили мы трудно, рассчитывая не только каждый рубль, но и копейку. Не постыжусь сказать, что мой первый рассказ «Мед» я понес в редакцию журнала «Молодая гвардия» босиком и только там, на каменной ступеньке крыльца против Политехнического музея, надел ботинки — и теперь каждый раз, когда прохожу мимо этой ступеньки, я вспоминаю, как обулся здесь перед тем, как войти в редакцию. Теперешние «начинающие» этому могут не поверить, но это было.
Одним словом, я очень рассчитывал на свой «Лес», особенно на его начало:
«В зимнюю пору хвойный лес точно в сказке. Издали он сплошною стеной встает среди белого поля, ровной пеленой уходящего в сумрачную даль, а вверху сливается с серым неприветливым зимним небом, покрытым низкими беловато-серыми тучами. Вблизи же он, словно сказочный сад, разукрашен зимним алмазным нарядом, делающим его то эфирно прозрачным (!) сплетением серебристых, алмазных ветвей, покрытым блестящим, сверкающим всеми цветами радуги инеем, то призрачно чудовищным скоплением фантастических образов, какие рисует нам воображение при виде поникших под тяжестью снега ветвей громадных старых елей и заваленных массивными снежными пластами маленьких елочек, принявших действительно странные, необычные формы, как в сказке очаровывает…»
— Послушай! А ты действительно думаешь, что это очаровывает? — спросил меня мой друг Федя Каманин, взявший на себя труд прочитать и проконсультировать это художество. — Все эти елки-палки. И «заяц, след которого вьется на опушке». И страшный волк, и все решительно и тому подобное.
Он смотрел на меня испытующим взглядом, присматриваясь, видимо, какое впечатление производят на меня его слова, и добавил:
— Как это у Чехова сказано: и прекрасное должно иметь пределы. А смотри, что дальше: «…но сказка разрушается в зимние вьюги…» А какие еще вьюги бывают? Летние?.. «Когда могучий ветер, вольно несущийся по ровному белому полю…», ну и так далее… «вдруг закрутит, завертит, вздохнет и пойдет гулять по верхушкам могучих сосен». Откуда ж сосны-то взялись? Все время были ели и елочки, такие, сякие, разэтакие — и вдруг сосны. А потом — «могучий ветер», «могучие сосны». Нехорошо. Или: серое неприветливое небо с низкими тучами и вдруг — алмазный наряд и серебристые ветви, все цвета радуги… и все такое, и так далее. Ты понимаешь, и искры и блески — все это может играть при солнце. А у тебя сплошной сумрак и — радуга… Ты не обижайся, но…