Варан в пустыне Западной Австралии
Гигантские кенгуру
Я заметил, как перебежал дорогу огромный, длиною около двух метров, варан. У большой норы под кустом акации он остановился. Медленно приближаюсь к этому «сухопутному крокодилу», чтобы сфотографировать. Повернув ко мне голову, варан настороженно наблюдает за мной, чуть-чуть шевеля толстым, мясистым хвостом. Мистер Мали предупреждает, что особенно близко подходить к нему не стоит: ударом хвоста он может сломать ногу. Все же делаю еще несколько шагов, — и «крокодил» проворно ныряет в глубокую нору. По дороге нам несколько раз попадались вараны, но поменьше. Довольно часто встречались и небольшие группы кенгуру.
Чем дальше мы углублялись в пустыню, тем мельче и реже становился лес.
У пресных озер и водоемов встречались тысячи разнообразных уток, гусей, цапель и других птиц. Они ныряли, ходили по отмелям, оглашали местность криком.
Мы отъехали от усадьбы в глубь пустыни километров на сто. Кругом простирались пастбища фермы. Чем дальше на восток, тем меньше выпадает осадков, скуднее растительность, и все большие площади покрывают шарообразные кусты твердого, колючего спинифекса.
Мистер Мали рассказывает о нелегкой жизни в этих пустынях. Невольно сравниваю их с нашими пустынями в Казахстане и республиках Средней Азии. И думается, что использование ветряков, постройка проволочных изгородей и у нас могли бы дать хороший результат.
На обратном пути мистер Мали предлагает заехать к мистер Гопкинсу — фермеру, имеющему 8 тысяч мериносовых овец и арендующему около 200 тысяч гектаров пустынных пастбищ.
Владельца фермы мы застаем в стригальном сарае. Здесь же работает вся его многочисленная семья — восемь детей. Старшей дочери — восемнадцать лет, младшему «фермеру» — три года. На стрижку наняты только три стригаля. Они и должны остричь все восемь тысяч овец, а подсобные работы выполняются самими членами семьи. Наш приезд на время прервал работу. Хозяева были очень удивлены, когда узнали, откуда я. Ведь сюда мои соотечественники никогда не заезжали, да и никто здесь нас, русских, не видал.
Невысокого худощавого, с живыми глазами, до черноты загорелого хозяина прошу рассказать подробно о стрижке. Он ведет меня к стригальным приспособлениям, рассказывает о технике стрижки, о сортировке шерсти, показывает несколько овечьих рун. В одном из них в шерсть набились колючки, семена растений, и все это вместе с песком и грязью превратилось в твердый, словно бронированный щит. Такая шерсть ничего не стоит, но ее не более 5–6 %. Любуюсь умелой и быстрой, прямо-таки ювелирной работой стригалей-профессионалов. Шесть-восемь месяцев в год они кочуют с одной фермы на другую и стригут овец. Руки у них в ссадинах, огрубелые, грязные.