Раскаты хохота показали, что этот раунд излюбленного африканцами спора закончился не в мою пользу. О случае, который упомянул Лонгома, разумеется, много болтали. Увидев льва в лагере, я от страха онемел и от волнения действительно не смог найти свое ружье.
— Ну, значит, буйвол и есть царь зверей, — поспешно согласился я, чтобы иметь возможность добавить:
— Верно, я припоминаю, как ты сам, о смелый Лонгома, доказал это, когда мы шли по бара-бара (караванный путь, проложенный администрацией) и старый буйвол недовольно уставился на тебя. Его взор так околдовал тебя, что ты поскакал прочь, как пугливая антилопа, и даже унес мое ружье…
Казалось, Лонгоме не развеселить африканцев больше, чем удалось мне. Он, однако, тоже отлично помнил эту неожиданную встречу и не хуже меня знал, что с раздраженным, а тем более с раненым буйволом шутить опаснее, чем с любым другим обитателем леса. Бавемба хорошо сыграл свою роль.
— Бвана, — ответил он, грустно покачав головой, — ты снова дважды ошибся. Вспомни: разве буйвол не боится крокодила, разве не удирает он, фыркая, от водопоя, как только завидит в реке его отвратительное туловище? А потом: куда побежал я с такой быстротой, когда на бара-бара вышел буйвол? Назад к носильщикам! А зачем? Чтобы приказать им умолкнуть и не вспугнуть своей болтовней крокодила. Но куда ты запропастился, когда я хотел передать тебе ружье, чтобы ты мог застрелить толстоголового?
Снова все затихли: так хитро сумел Лонгома привлечь внимание слушателей к этому эпизоду.
— Вспомни-ка, бвана. Ты рассказывал нам, что зулусы прозвали тебя Исипакуа. Я не мог этого понять, ибо с тех пор как мы познакомились, ты никогда не был таким тонким. Но в тот день, о котором ты говоришь, я заметил, что ты умеешь сделаться еще тоньше свечи. Подобно стеблю травы на утреннем ветру стоял ты, дрожа и прижимаясь к дереву, за которым спрятался.
Не стану отрицать, что, не имея оружия, я действительно укрылся за деревом и весь сжался. Никогда я не отрицал также, что, будучи охотником на крупную дичь, неоднократно оказывался в таких положениях, когда не ощущал ничего, кроме страха. А в ситуации, о которой шла речь, я вдруг оказался в 5 метрах от разъяренного буйвола. Разве вы поступили бы иначе и не укрылись бы в безопасном месте?
«Ротик» Лонгомы растянулся в улыбке до самых ушей, также далеко не миниатюрных, а наши носильщики шумно выражали свою радость. Если я не хотел потерять авторитет, мне необходимо было быстро изменить ход словесного поединка в свою пользу. Это оказалось не просто, ибо я не мог понять, куда гнет мой бравый фунди.