… Это мои ангрийские повести. И простите мне мою дерзость и самонадеянность.
– Bonne petite amie, douce consolatrice! (Милый дружок, нежная утешительница!) Я знал, я был уверен, что такой момент настанет. Прочту со вниманием и буду честен.
Увы, мы никогда не узнаем, что сказал месье Эже по поводу еще довольно слабых, конечно, ангрийских повестей и почему он назвал свою ученицу утешительницей. В каком утешении он нуждался? Это был один из лучших уроков и лучших дней в жизни Шарлотты, да и не только ее, возможно, потому что, когда на пороге появилась мадемуазель Бланш и, пряча глаза, сказала, что месье срочно вызывают вниз, он резко ответил: “Уходите отсюда, живо” – и плотно закрыл дверь в классную комнату. О том, что это их последний урок, знала пока только Зоэ.
– Мадемуазель Шарлотта, мне очень жаль, но месье Эже не сможет больше посещать занятия по английскому языку. Какое прекрасное утро, кажется, уже действительно наступила весна, – Зоэ открыла стеклянную дверь в сад, где молодую зелень освещало нежное рассветное солнце и вовсю щебетали птицы, и рассеянно посмотрела вдаль. – Он очень занят.
– Да, мадам, – Шарлотта тоже не смотрела на нее и изо всех сил старалась сохранить спокойное выражение лица. – Я могу идти?
– Конечно, ведь сейчас у вас занятия английским с младшими классами, не так ли? Постарайтесь увлечь девочек, чтобы мне опять не пришлось наводить порядок. О, это целое искусство – преподавать так, чтобы все работали и никто не отвлекался. Вам это тяжелее дается, чем написание своих собственных devoirs, правда? Но вы ведь теперь учительница, а не ученица и получаете жалованье.
– Да, я помню об этом, мадам, я постараюсь.
“Среди ста двадцати человек, которые обитают в этом доме, я могу назвать лишь одного или двух, кто заслуживает хотя бы взгляда… – писала она брату на другой день. – И это не моя излишняя разборчивость, нет, – это отсутствие у них хотя бы каких-нибудь достоинств – они не обладают ни интеллектом, ни воспитанностью, ни хорошими задатками от природы, ни доброжелательностью – они ничто. …Если я говорю горячо, так, как делала это в Роу-Хед, они думают, что я сумасшедшая. Никто из них не способен на страсть – они просто не знают, что это такое. Их холодная и липкая кровь не способна закипеть – они бесконечно фальшивы в отношениях друг с другом. Черный лебедь (the Black Swan) месье Эже – единственное исключение…”
И в это же самое время Патрик Бренуэлл пишет своему другу из Торп-Грин, где он уже несколько месяцев служит гувернером у сына четы Робинсон: “Я живу во дворце, завиваю волосы и душу свой носовой платок, как сквайр, – меня все обожают, а моя хозяйка чертовски влюблена в меня”. Далее он совсем не по-джентльменски спрашивает совета и даже просит проконсультироваться по этому поводу еще у двух их приятелей: что же ему делать, миссис Робинсон преследует его, постоянно дарит подарки, ее муж болен и истощен, а она жаждет любви.