Ирландец, как и сам Патрик Бронте, мистер Николлс появился в Хауорте еще в мае 1845 года. Как мы помним, все мысли Шарлотты были тогда в Брюсселе, и новый двадцатисемилетний, двумя годами моложе ее, викарий, помогающий отцу, не вызвал у нее решительно никакого интереса. Тогда же в июне в письме к Элен она дала убийственно ироничную характеристику всем младшим священникам как классу: “У меня нет ни малейшего желания знакомиться с вашим новым викарием – я думаю, он точно такой же, как и все остальные, кого мне приходилось видеть, – они представляются мне своекорыстной и пустой расой. …У нас сейчас три таких в хауортском приходе, и видит бог, ни один не лучше другого”. Дальше идет описание смешной сцены, как все трое неожиданно явились к ней на чай. Потом похожим эпизодом она начнет свой роман “Шерли” – и шокирует викторианское общество “грубостью”. Это обстоятельство автор тогда легко пережила, но в браке ей пришлось столкнуться с тем, что ее собственный муж резко осудил такое изображение младших священников, да и многое другое в этом романе. До свадьбы, понятно, он об этом и не заикался.
А вот ее суждение непосредственно о будущем муже. В октябре 1847-го она сообщила Элен: “Мистер Николлс как раз вернулся (он проводил отпуск в Ирландии), и я даже ради спасения своей жизни не могу разглядеть в нем те зачатки добра, которые ты обнаружила; узость его мышления всегда поражает меня”. Она, и многие с ней согласились бы, искренне считала его тогда высокомерным, суровым, властным, она сразу прозорливо разглядела в нем признаки жестокой натуры, склонной к вспышкам гнева. За внешне ледяной, замкнутой манерой поведения скрывались исключительное упрямство, методичность и истерическое стремление к цели во что бы то ни стало. Чего стоит одна только его кампания против хауортских женщин, развешивающих белье для просушки в церковном дворе. В конце концов он добился полной победы: теперь на большой территории вокруг церкви не разрешалось делать вообще ничего, но любви прихожан это ему, конечно, не добавило. Сам пастор Бронте посматривал на него несколько презрительно: рядом с ним, блестящим проповедником и интеллектуалом, Николлс выглядел деревенщиной. В отличие от своего помощника, часто бывающего на родине, сам мистер Бронте не поддерживал со своей ирландской родней почти никаких отношений. Больше того – дети запомнили, что он часто отзывался об ирландцах как о нации не слишком далеких и слишком простых сельских жителей, поэтому когда Шарлотта во время медового месяца оказалась в ирландском Банахере в доме родственников мужа, то с удивлением писала домой о том, что у них почти английские манеры и ничто не выдает их “ирландской небрежности”.