. Но сравнительно с Мономахом и Мстиславом у Всеволода Ольговича не было такого преимущества, как солидарность своей династии: Ольговичи и Давыдовичи, долгие годы находясь «в воле» Мономаховичей, больше интересовались собственной отчиной — Черниговом и Новгородом-Северским — и желали сделать великого князя орудием своих достаточно эгоистических устремлений. Не найдя поддержки у собственных братьев, Всеволод рядом искусных дипломатических ходов добился союза Мономаховичей, пока более благодатных, чем родня, но, однако, не оставляющих планов добиться завещанного им дедом Киева. Основной недостаток Всеволодовой дипломатии, таким образом, заключался в том, что, строя династическую политику в духе Мономаха (предполагавшую возвышение Ольговичей), он опирался на представителей соперничавшей династии, имея в тылу враждебных черниговских князей.
Подобно Мономаху Всеволод пытался закрепить старейшинство своей династии передачей Киева в наследство брату Игорю, «повторяя Мономаха, но в пользу семьи Ольговичей»>{157}. Еще в 1144 г., тайно он «обрек» свой стол Игорю Ольговичу>{158}. Желая подкрепить этот акт реальными шагами, Всеволод созвал в Киеве княжеский съезд с участием старшего Давыдовича — Владимира и старшего Мстиславича — Изяслава. Обращение великого князя к союзникам и раскрывает идею династической политики Всеволода — традиция Мономаха и Мстислава Владимировича: «Володимиръ посадилъ Мьстислава, сына своего, по собѣ в Киевѣ, а Мьстислав Ярополка, брата своего, а се я мольвлю: оже мя Богъ поиметь, то азъ по собѣ даю брату своему Игореви Киевъ»>{159}. Беспокоясь за судьбу своего стола, Всеволод еще раз проверил крепость крестного целования: «Всеволодь же еще сы в животѣ своемь, посла къ Изяславу Мьстиславичю Володислава, затя своего, а къ Давыдовицема Мирослава Андреевича, река: „Стоите ли въ хрестьномъ цѣлованьи у брата своего у Игоря?“ И рѣша: „Стоимы“»>{160}. Ответ князей был лживым, Изяслав Мстиславич и ранее знал, что нарушит присягу, как только сможет («Много замышлявшу Изяславу Мьстиславичю, нужна бысть цѣловати кресть»)>{161}, признавая старейшинство Всеволода («Всеволода есми имѣлъ въ првду брата старишаго, занеже ми братъ и зять, старѣи мене, яко отец»)>{162} только как временную уступку. Такими же лживыми оказались и заверения Всеволоду киевлян.
После смерти Всеволода киевский стол действительно на короткое время перешел к Игорю Ольговичу. Но ему не удалось продолжить политику брата, он даже не смог удержать Киев.
На этом заканчиваются попытки создания системы княжеских отношений в духе Любецкого съезда. До 1146 г. три династии стремились закрепить за собой исключительное право на старейшинство и связанный с ним сюзеренитет над Киевом — Изяславичи, Мономаховичи, Ольговичи.