… Ночь, костер в заросшей кустами промоине, и странный разговор с неожиданной собеседницей.
"Ведьма! – удовлетворенно подумала Елизавета. – Это же настоящая ведьма!"
– Ведьма к ведьме пришла…
– Отчего ты зовешь меня ведьмой? – спросила Елизавета.
– А разве ты не ведьма? – засмеялась в ответ старуха. – Ну-ка, вспомни, красавица, не ты ли "придумываешь истории будущего"?
"Я… но только ли я? Тилли поймала герцога в свой сон, и молва утверждает, что Клодда Галицкая безумна, а что есть ведовство, как не безумие?"
– Умничка! – ведьма была явно довольна. – Тебе, сестрица, даже помогать – в радость! Подтолкнул чуток в правильном направлении, ан, а ты уже там…
– Темный – это Триггерид?
– Про то мы можем только догадываться.
– Почему он охотится на меня? Он же дал слово…
– Слово тени?
– Но…
– Он задолжал дар, и исполнил обещанное, но клялся ли он, не мешать тебе на "путях"?
– "Пути"? – еще одно знакомое слово, наверняка означавшее что-то совсем другое.
– Все мы ходим путями, – непонятно объяснила старуха. – У одних они простые, у других путанные. Одни ведут в никуда, другие – к славе и величию. Как знать, на каком из них находишься ты?
Иногда ведьма, по-видимому, забывала свою "роль" и начинала говорить совершенно в ином стиле.
"Кто ты?"
Но нет ответа, только холод и боль…
– Холодно… – прошептала Елизавета. – Ра… разожгите огонь… принесите меха…
Приказ следовало отдавать громко, и тон должен быть такой, чтобы никто не усомнился ни в содержании приказа, ни в праве его отдавать. Но нет сил, и воли нет, а есть только холод и боль, и мутная пелена перед глазами.
– Скорее! – кричит кто-то над ее ухом. – Графине нужен кров, ей нужен этот замок. Объясните защитникам, что, когда я его возьму…
– Эрик…
– Я здесь, графиня!
– Я…
"О чем я хотела спросить?"
Мысли путаются, уводят в сторону, норовят ускользнуть… Елизавета, словно бы задремывает, и тогда в ее сон входит знакомый хрипловатый голос:
Из железа кована,
Злaтом коронована,
С серебром обрученa,
Ты одна, и я одна!
Удержись, и я приду,
Прогоню твою беду.
Помоги и мне, сестрица,
Ночь светла, мне в ней не скрыться…
"Что за глупые вирши?! – встрепенулась Елизавета. – Что за бессмыслица и дурновкусие?!"
Но странное дело, "сон" пошел ей на пользу: взбодрил, придал сил, освежил…
– Эрик? – язык и голос ей подчинялись, и одно это уже было хорошо.
– Я здесь, Лиса! – его рука лежала у нее на лбу, большая рука доброго великана.
– Отчего твоя рука холодна? – спросила Елизавета, не открывая глаз.
– Это ты горишь, Лиса! – тяжело вздохнул воевода. – Это пламя порчи, а не мой лед.