"Будет жаль, если все напрасно… Но ощущение любопытное. Надо же, как меня проняло!"
Мысли текли ровно, лишенные чувства, кристально четкие, прохладные…
Она увидела ужас в глазах Ирины, и отчаяние – в глазах Эрика, но это были всего лишь факты, которым следовало уделить внимание, но и только. Учесть, запомнить, отложив на будущее, и "посмотреть" вокруг.
Елизавета "прислушалась" к ровному такту времени, различила тона и оттенки, "увидела", как разворачиваются в пространстве возможности и вероятности, и поняла, что ничто еще не кончено. Войско Клодды Галицкой равномерно и неудержимо выдвигалось к холмам, что лежали в трех-четырех лигах[65] к западу. К заходу солнца они встанут лагерем, оседлав высоты, за которыми – на несколько миль к северу и югу, и на милю к западу – простирается распаханная крестьянами долина. Ровное место, удобное для битвы. Хорошая позиция для войска, учитывая, что к этому времени разведчики доложат княгине о противнике, выдвигающемся с запада. Три-пять тысяч, скажут они. Конные. Вооружены короткими кавалерийскими пиками с трехгранным наконечником, легко пробивающим латы, и степными роговыми луками, из которых можно стрелять на скаку. Выйдут к равнине уже в темноте, увидят отсветы костров Галицкого войска и встанут лагерем на расстоянии полулиги…
"Так и будет…"
Венгры расположатся на бивак в виду армии Клодды, а на рассвете начнут готовиться к бою. Но вот чего не узнает княгиня Галицкая и ее воеводы, так это того, что три тысячи всадников, окутанные "черным туманом", непроницаемым ни для взгляда, ни для "воображения", двинутся в обход, склоняясь к северу, чтобы при первых лучах солнца оказаться на правом фланге Клодды, причем ближе к тылу Галицкой армии, чем к ее фронту.
"Смертельный удар в спину, но…"
А яд, между тем, добрался, наконец, до крови, смешался с ней и медленно потек по охваченным холодной агонией жилам. Еще мгновение или два, и сердце ударило в грудь. Сначала робко, словно пробуя "ногой тонкий лед", и еще раз, и еще, чтобы забиться затем ровно и сильно.
"Я не ошиблась!"
Воздух хлынул в легкие, и Елизавета захлебнулась им, закашляла, содрогаясь всем телом и выхаркивая из раскрытого в немом крике рта сгустки темной крови и мертвой плоти.
К ней бросились, поддерживая, стирая с лица слезы и пот, промокая полотенцем губы…
– Давай! – едва почувствовав, что способна говорить, Елизавета "оседлала бурю" и понеслась на ней, как на коне, вперед.
– Давай! – ее рука дрожала, но Ирина помогла ей, поддерживая тяжелый кубок, и через мгновение теплая, пахнущая жизнью и звериной силой кровь полилась Елизавете в рот.